Негодная певица и некромант за клавесином

Словно не замечая моего желания остаться в стороне, магистр протягивает руку и мне. Может, я надумываю? Я всё-таки отвечаю на рукопожатие, но магистр в последний момент подхватывает меня за пальцы, а сам наклоняется. Тыльную сторону ладони обжигает поцелуй.

Я резко отнимаю руку:

—  Это слишком, магистр.

—  Простите, сеньорита Карин, соблазн был слишком велик, —  он приторно улыбается.

—  Ваш тон противоречит смыслу слов, магистр, —  обогнув его, я скрываюсь в салоне экипажа.

Похоже на бегство?

Не знаю…

Я запрокидываю голову и рвано выдыхаю.

—  Карин? —  Дан забирается следом, захлопывает дверцу.

—  М-м-м…?

—  Мне показалось…? —  Дан не завершает фразу, но это и не требуется.

Осторожно подбирая фразы, я рассказываю про странную перемену в магистре. Вежливый и отстранённый, он внезапно показал себя навязчивым и беспардонным. Я упоминаю вчерашний визит и интерес к моему дару.

Дан внимательно выслушивает, не перебивает. В его глазах ни тени насмешки. Родители не слушали меня так, как слушает посторонний, в общем-то, мужчина.

Я ловлю себя на том, что стремительно проникаюсь к Дану чем-то большим, чем симпатия.

—  Как будто его подменили, —  завершаю я рассказ про магистра.

—  Действительно, странно, —  соглашается Дан. —  Лео… обожает проводить время в обществе красивых женщин, но он никогда не переступал черту и легко принимал отказы. Лео, которого я знаю, извинился бы перед тобой иначе.

Так приятно, когда тебе верят…

—  Не важно. Я не собираюсь с ним общаться.

—  Я предупрежу, чтобы его не провожали к тебе в моё отсутствие. Карин, как моя ученица, ты всегда можешь ко мне обратиться.

—  Спасибо…

Я благодарна за предложение, но, я думаю, личные проблемы я должна решать сама. Иначе где разница? Променять зависимость от родителей и мужа на зависимость от учителя? На языке почему-то расцветает лёгкий привкус горечи. Я не хочу оставаться для Дана просто ученицей. Я постараюсь, чтобы однажды он назвал меня другом.

Мысли уносятся в будущее, в мечты о карьере певицы, о том, как я арендую сцену, обклею город афишами и дам первый в своей жизни концерт. Слова песни уже написаны. И забыв, что Дан сидит рядом, я начинаю напевать. Сперва совсем тихо, что называется, себе под нос, но постепенно я добавляю голос и куплет затягиваю в полную силу лёгких.

—  Не обязательно напоминать мне, что у тебя чувства к некому крайне бездарному поэту, Карин. Я помню, —  перебивает меня Дан весьма прохладным тоном.

Я резко замолкаю.

Угораздило “провалиться” в себя…

Мне незачем оправдываться за выдуманного поэта, но возникшее недопонимание просто бесит, и я зло прищуриваюсь:

—  Дан, эти стихи написала я.

—  Карин… —  он смотрит растерянно.

—  Если не веришь, садись рядом и смотри, как я создаю песни, —  уверена, у меня получится. Новые строчки уже крутятся в голове, надо лишь выплеснуть их на бумагу и сплести воедино.

Дан медлит с ответом. По-моему, он чувствует неловкость.

—  Не стоит, Карин. Я верю. Извини, мне не следовало давать оценку. Я презираю мужчин, которые морочат девушкам головы красивыми словами, за которыми на самом деле пустота. Именно таким пустым словам поверила Алия.

—  Не стоит объяснять, —  хмыкаю я. —  Я как-нибудь переживу, что мои стихи тебе не нравятся. Обещаю репетировать, когда ты не услышишь.

—  Репетировать? —  переспрашивает Дан.

—  Да, я буду петь со сцены.

—  Карин…

Я улыбаюсь, и под сиянием мой улыбки Дан нерешительно замолкает. Я хорошо понимаю, что он хочет сказать —  что моё пение для него ужасно. Своими воплями я терзала его уши, так? Дан слишком тактичен, чтобы сказать мне прямо. Или он тактично сдерживается не потому что боится сделать больно, а просто потому что я не спрашивала, что он думает о моём творчестве.

Так и не высказавшись, Дан фальшиво отзеркаливает мою улыбку.

Экипаж как раз выворачивает на улицу, и на мгновение в окне виден стеклянный дом Дана. Мы подъезжаем. Разговор оборван на неловкой ноте, и Дан, словно желая сбежать, открывает дверцу сам, не дожидаясь кучера. Но руку мне подаёт.

—  Спасибо! —  я держусь как ни в чём не бывало, ведь… действительно ничего особенного не произошло. —  И… Дан, я понимаю, что мои песни понравятся не всем. Даже не так. Многим мои песни не понравятся. Всё нормально. Я обещаю не петь при тебе. Я умею вешать полог тишины.

Горничные от моих вокальных упражнений тоже не пострадают.

—  Карин, ты никогда не думала позаниматься с преподавателями? Я знаю, что даже признанные менестрели из эльфов продолжают учиться.

Мы входим в холл, и я замечаю Марка на вершине лестнице. Заметив, что я разговариваю с Даном, мальчик юркает за стену. Интересно, какие новости он хочет мне сообщить?

У входа на тумбе лежат два запечатанных конверта.

Очевидно, что их положила горничная. Никогда не видела, чтобы срочную почту оставляли для хозяина вот так…

Не смущаясь меня, Дан вскрывает первый из двух.

Дан задал вопрос…

—  Я пробовала заниматься с учителями, но все они пасовали перед моими способностями.

—  Что? —  Дан оборачивается, забыв про конверт. —  Ты серьёзно?

Пожалуй, от ответа я воздержусь.