Негодная

Джек нежно улыбнулся ей, как будто тоже вспомнил об этом пикнике.

– Ты должна сосредоточиться на том, что происходит сейчас, милая, – сказал он. – Попроси, чтобы она показала тебе фотографию. Она взяла ее с собой.

– Фотография? – прошептала Мэри.

– Ты ее помнишь? – спросила Кэролайн, стоя у двери. – Ты помнишь, как вчера вечером показала ее Кейти?

– Не знаю.

– Что ж, ты ее показала, и Кейти попросила меня обсудить это с тобой. Она говорила?

Джек знал, что нужно делать.

– Попроси ее сесть рядом, – предложил он.

Мэри похлопала по дивану, и Кэролайн подошла. Странная у нее была походка. Она шла как бы нехотя.

Женщина села и несколько секунд смотрела на свои ноги, а потом перевела взгляд на Мэри.

– Я плохо к тебе относилась. – Она говорила очень медленно, будто подбирала слова. – Стоило быть добрее. Когда мы забрали тебя из больницы, в самый первый вечер, мне было очень больно из-за того, что ты меня не узнаешь.

О чем она говорит? Конечно же, Мэри ее узнала. Просто у Кэролайн было так много лиц. То, которое она видела сейчас, казалось очень милым, мягким, нежным. И сейчас дочь говорила правду.

Кэролайн села поудобнее.

– И еще ты каждое утро ты убегала отсюда. Не знаю, помнишь ли ты.

Мэри помнила, как надевала носки и туфли, как, держась за перила, спускалась по лестнице и находила пальто на крючке около входной двери. Порой ей попадались чья-нибудь шапка или шарф, и она совала их в карман. И каждое утро, как по волшебству, за ней прибегала девочка.

– Ты искала Виктори-авеню, – сказала Кэролайн, – но я этого не знала. Я думала, что ты просто хочешь уйти, что тебе нестерпимо находиться рядом со мной. – Она прикусила нижнюю губу. Ужасная привычка. Из-за этого она выглядела так, словно ей страшно. – Если говорить честно – а я очень стараюсь быть честной, – я завидовала Кейти, потому что с ней ты проводила так много времени… Она, видимо, нашла к тебе подход. Может дело в том, что она с интересом слушала твои рассказы. – Кэролайн погладила обложку блокнота, лежавшего у нее на коленях. – Отсюда я узнала многое о вас обеих.

– А, – кивнула Мэри, – она всегда что-то сюда записывает.

– Да, – согласилась Кэролайн, – моя дочь хорошо владеет словами.

– Я люблю слова, – сказала Мэри. – Но теперь знаю их меньше, чем когда-то.

– О, мама!

– У меня, похоже, дыра в голове.

– Ты это чувствуешь?

Джек, продолжавший стоять около шторы, кашлянул.

– Не отвлекайся, – сказал он. – Ближе к делу. Ты хочешь узнать про свою «грустную пустоту».

– Грустная пустота… – эхом откликнулась Мэри. – А что насчет нее?

Кэролайн открыла блокнот, что-то достала из него и протянула Мэри.

– Вот. На фотографии ты и Кейти. Этот снимок сделан давно.

Внутри у Мэри что-то сжалось. Эту фотографию она хранила внутри горы вместе с фигурками волков. Волки ее стерегли. Как она оказалась снаружи?

Кэролайн сказала:

– Ты приехала, чтобы присмотреть за Кейти и Крисом, потому что я уехала. Мой муж, Стив, написал тебе письмо. Ты пробыла у нас почти восемь недель, и я должна рассказать тебе, что случилось, когда я вернулась. Кейти говорит, ты не помнишь, и это причиняет тебе боль.

Вот сад. Солнечный день. Вот Мэри, она смеется. Вот девочка с волосами цвета отполированной меди. Она сидит на плечах у Мэри, обхватив ручонками ее шею. Запах теплой, нежной кожи ребенка. Звук трели дрозда.

Мэри становится трудно дышать. Ей страшно. Но нет, она не хочет плакать – только сглотнуть сжимающий горло ком. Скорее сглотнуть его.

– Сосредоточься, любимая, – прошептал Джек. – Ты сумеешь.

Вот надувной бассейн, лейка, головокружительный запах сырой земли и трава, похожая на шелк, под босыми ступнями.

– Задай вопрос, – сказал Джек.

Мэри часто заморгала. Какой вопрос? Что бы она ни сказала, все будет не так. Она могла только кивать и улыбаться, как шут, стараясь при этом прогнать тоску.

– Ну давай, моя красавица, – поторопил ее Джек. – Придумай хоть что-нибудь, и все будет хорошо.

Мэри сделала вдох и прикоснулась к фотографии пальцем.

– Это правда?

– Все правда, мама. И прости меня, если я тебя огорчу. Я ведь не знаю, как много ты помнишь, но, похоже, очень важно, чтобы мы вернулись в то время. Думаю, Кейти права: тайны опасны для здоровья. – Кэролайн вздохнула и снова провела рукой по обложке блокнота. – Я позову ее, хорошо? Хочу, чтобы она тоже услышала мой рассказ.

Мэри не понравились эти слова. Она указала на Джека. Кэролайн должна была знать: он все слышит. Тот кивнул и помахал рукой, но женщина не обратила на него никакого внимания.

– Фотография, – прошептал Джек. – Помаши фотографией перед ее носом. А потом переверни.

Мэри сделала так, как ей было велено.

– Ты хочешь рассказать мне об этом?

– Да, мама.

– Так ты мне расскажешь?

– Как только наберусь храбрости.

Храбрости? Но ведь ее дочь казалась такой мудрой, она знала так много слов! И, когда произносила эти слова вслух, выглядела такой уверенной в себе. Но теперь Мэри смотрела на Кэролайн и видела, что она совсем другая. Но какая? Мэри не могла подобрать нужное слово. Распакованная? Отпертая? Как дверь, открытая нараспашку?