Негодная

31 мая 1954 года

Дорогая Пэт!

Я очень жду весточку от тебя. Уверена, у вас уже все в порядке. Есть ли новости? Расскажи хоть что-нибудь. Конечно, мне будет интересно прочитать о свадьбе, как все прошло, но больше всего хотелось бы узнать о Кэролайн.

Я понимаю, что сейчас не могу увидеть дочку. Не сомневаюсь, ты совершенно права, как всегда, когда говоришь, что малышке нужно привыкнуть, и, конечно же, я знаю, что ее любят и о ней заботятся. Просто я очень скучаю по ней – так, что в письме не опишешь. Не ты ли мне когда-то говорила, что слов никогда не хватает? О, как же ты была права!

Для меня нет ничего важнее дочери. Я ни разу не танцевала, с тех пор как оказалась в Лондоне, и у меня нет никакого желания делать это. Все, о чем я так мечтала – музыка, яркие огни, смех, – все это принадлежит другой девушке в другой жизни.

Прошу, прости меня, Пэт. Я попрощаюсь с тобой, но завтра снова напишу. Скажи малышке, что я ее люблю, и поцелуй от меня.

Твоя Мэри

Как же это страшно, когда нет спасения от тоски. В Мэри просыпается животный страх. Она пробуждается, и ее подушка мокрая от слез. Она тоскует по ребенку, от которого решила отказаться, сходит с ума, но никто, похоже, ничего не замечает. Джоан то и дело куда-то зовет ее, как будто вечер в танцевальном зале или несколько порций спиртного в рабочем клубе смогут поднять ей настроение.

– Откуда ты знаешь? – говорит Джоан. – Может быть, тебе понравится!

– Сомневаюсь.

– Ну пойдем! Будет весело! Многие парни тобой интересуются.

Но как раз парни нужны Мэри меньше всего, как ни удивительно ей самой себе в этом признаваться. Эта часть ее жизни в прошлом. Она видит в других женщинах нечто такое, что в ней потускнело, что-то жаркое и стремительное, которое когда-то притягивало к ней окружающих, заставляло чувствовать себя живой. Какой смысл теперь притворяться, будто тебе до смерти нравится танцевать?

Мэри придумывает тысячу причин: что она не может себе позволить (хотя это не так), говорит Джоан, что у нее нет нарядной одежды. И ей ужасно неловко, когда та предлагает ей денег взаймы.

К середине лета Джоан перестала приглашать Мэри в клуб и на танцы. Мэри ощущает себя почти невидимкой. На работе с ней мало кто разговаривает, она старается ни с кем не встречаться взглядом и знает, что о ней судачат, считают странной. Она видит себя глазами других людей. Наверняка она кажется им старушкой, ведь Мэри наполовину высохла изнутри. Иногда, когда она остается на работе одна и ей приходится убирать со столов после орды голодных рабочих или мыть пол, ее охватывают дурные предчувствия, а на душу словно бы ложится тень. Она представляет себя мчащейся навстречу гибели, ей мерещится, что за ней кто-то следит, она чувствует холодное дыхание смерти.

Мэри приходится то и дело устраивать самой себе мысленные выволочки. Тоже мне, королева трагедии! Не так ли всегда подшучивала над ней Пэт?

Мэри каждый день пишет письма и открытки, умоляет сестру сообщить ей новости. Кэролайн четыре месяца. Что она умеет делать? Она уже сидит? Тянется к игрушкам? Узнает лица? И вот наконец, вернувшись домой с работы, Мэри находит конверт, подписанный аккуратным почерком Пэт. Кто-то положил письмо на столик в холле. Мэри садится на ступеньки и прижимает конверт к груди. А вдруг там приглашение: «Приезжай скорее, она по тебе скучает», фотография или какая-нибудь смешная история про ее дочурку? Но нет. Когда Мэри наконец решается открыть конверт, ее ожидает довольно скучная записка от Пэт – о погоде, ценах на продукты и прочих неважных вещах. О Кэролайн написано только, что она «хорошая девочка» и что «с ней все в порядке». Как ни радостно получать хоть какую-то весточку, Мэри мучительно хочется подробностей, мелочей.