Летом Алла пригласила сестер к себе на дачу. Это был маленький ветхий домик – бревенчатый, о трех окнах, в незначительном, но дремучем садочке.
– Кайф, – сказала Маша, – расслабимся, подзагорим. В окаянном городе мое лицо приобрело зеленоватый оттенок.
Алла была очень приветлива, рассказала про каждую травинку в саду. Приготовила омлет с помидорами. Но она как будто нарочно ни словом не обмолвилась об Алеше Кукольнике, как будто его не знала.
Ночь в деревне лунная, звездная, теплая… Улица, уходящая в бесконечную даль, дремлет, домики спят в траве, одетые своими заборами, а звезды тем временем уверенно двигаются по небу. Ночь сплетается из теней яблонь, вишен и жасмина. Сёстры сидят и смотрят на звезды…
– А жених что? – любопытствует Маша.
– Я с тех пор его не видела.
– Ты скоро родишь, а он не знает! – смеётся сестра.
– Нет. Кажется, всё пропало… Очень уж много крови и боль.
– Нашла о чём жалеть! У тебя еще столько детей будет, что на стенку полезешь!
– И все хуже, все больнее…
– Сходи к врачу.
– Ты что, я не могу рассказать об этом врачу! Тогда все всё узнают и Алёшу из-за меня посадят. Я же несовершеннолетняя. Он просил даже тебе ничего не рассказывать. Он думает, ты до сих пор ничего не знаешь!
– Вот дурак!
– Но я-то знаю, что ты не проговоришься! Вот если бы он приехал, он бы придумал, что делать… Мне страшно…Бука скучала и выла на луну, или спала посреди сумеречной комнаты, распластавшись по полу, как мохнатый коврик. Танька сидела у окна и смотрела на дорогу. Однажды она отважилась, пошла к деревенскому телефонному автомату, и набрала код настоящего мира.
– Добрый вечер…
– Оля? – обрадовался воспитатель.
– Нет, Таня…
Не умеющая играть, не умеющая танцевать, не умеющая петь, не умеющая даже говорить. Никогда она не найдет Дроссельмейера.
А дома, у яркого очага, хлопочет дедушка-саламандра. Там пекутся румяные сырники, и чайник сипло поет, спешит познакомиться с каждым входящим и кланяется, кланяется… Мама сидит в ярких ситцах и рисует, и напевает, шьет лоскутное покрывало, шьет красное платье для Таньки (обещала скоро дошить), а дедушка несет домой яблоки и мед, а Танины книги источают сладкую пыль, прячась друг за дружку, стесняясь своих потрепанных переплетов и желтых обманчивых страниц. Все осталось дома, а дом остался у дедушки, а дедушка – среди сказочных, щедрых и прекрасных древних саламандр – за чертой…