Неигра

Танька осталась дома одна. Ей стало радостно. Она придумала, что делать!

Сперва вытерла пыль. Зеркало стонало и скрипело… Коснулась сестриных безделушек и флакончиков. Распотрошила несколько мандаринов, но их оранжевые шкурки не побросала где попало, а переложила ими свое белье, как это делала сестра. Сегодня жизнь, наконец, перемениться! Погляделась в стекло серванта. Выдумка веселила. Обернувшись саламандрой, Танька приготовила пир. Испекла гору печенья. Фруктовым желе залила все чашки, крынки и рюмки в доме.

Тихо вошла в комнату. Открыла дверцу шкафа. Ей в руки опустилось, шумно вздохнув, Машино белое концертное платье. Танька храбро содрала целлофан… Закамуфлировавшись под сестру, стала совсем на нее не похожа. Даже Машиным широким жестом расчесав рыжие кудряшки. Сестрины пудры и помады она не тронула. Зато натянула её ажурные колготы и надела первые в жизни настоящие взрослые туфли – свои собственные, подаренные мамой.

Туфли непочатыми хранились в нарядной коробке на дне шкафа до какого-то часа икс. Рядом с пакетом, где было спрятано нелепое одеяние Дроссельмейера: парчовые штаны и камзол с белоснежный воротником из обрывка газеты дедушки-саламандры, плащ – обширный и узорчатый, ботфорты с нетронутыми подошвами… Танино приданое. Вот он, час икс, и настал!

Накрыла стол. И тогда вспомнила, что забыла о духах! И побежала со всех ног в чистую-пречистую комнату, чтобы присоединить к картине приторно-сладкий запах. Понарошку «Тет-а-тет» были чудесны, а каковы они на самом деле она не знала, не понимала, не разбиралась.

Настоящий мир всё равно не выстроился. Таньке не удалось его создать. Она всего лишь играла, как ребёнок. Она воображала, что придёт Дроссельмейер. А пришли все, кроме Дроссельмейера. Дедушка оценил печенье, и занялся приготовлением чая. Алёна смеялась, болтая по телефону, Маша бравурно играла. Всё как обычно. Только Таньке было стыдно за свою детскую игру. Взрослые играют иначе, она так не умела.