Неистощимая

Весь день Борисов бессмысленно колесил по округе, и даже мимо Борисовой письки проезжал, и его видели все на письке присутствовавшие и смогли насладиться провозимым мимо них ароматом – видели, но не придали сему никакого значения. И напрасно. Борисов проезжал мимо как провозвестник будущих событий, так что прицеп с говном явился неким символом, не увиденным и не понятым нашими героями. Жаль, что тут можно сказать.

Борисов весь день катался, проветривался, но, к сожалению, так и не протрезвел. Куда едет он, ему самому известно не было. Правда, в двух случаях отключенный мозг сработал автоматически: сначала Борисов заехал на совхозную нефтебазу залить соляры, причем ни на какие вопросы там, на нефтебазе, он не отвечал, а только протянул кому-то талон на пятьдесят литров и поставил дрожащей рукой закорючку в поднесенном ему журнале заправки, а потом отправился в соседнюю с Кутье-Борисово деревню Вербиловку, получившую название свое в незапямятные времена из-за неистощимых – еще при князе Борисе Глебовиче – зарослей вербы, которую перед Вербным воскресеньем ломала вся округа, а верба все не кончалась и не кончалась, а только гуще росла; да-с, заехал, значит, Борисов в Вербиловку, но отнюдь не за вербой. Подъехав к известному ему и не только ему вербиловскому дому, Борисов, не выключив двигатель, зашел в дом и вскоре вышел аж с четырьмя бутылками коричневой жидкости со стружками, как две капли – чуть мы не написали «воды» – как две капли низкосортного нефильтрованного самогона похожими на ту бутыль, что допил он утром. Производство, судя по серийности продукции, налажено было отменно. Придерживаясь правдивости нашего повествования, вынуждены мы сообщить, что тут, в Вербиловке, Борисов уже был должен целых триста рублей, а теперь остался должен уже семьсот. И сказано ему было, что более в долг отпускать ему не станут. Отчего Валентин, хоть и находился в полном отупении, на несколько мгновений погрузился в глубокую печаль. И действительно, печально это, дорогие мои, быть должным. Вот мы, например, никому не должны. И нам никто не должен, потому что мы в долг никому никогда ничего не даем. Но это так, кстати, это в сторону.

Одну бутыль Борисов выдул тут же, опершись свободным локтем на огромное заднее крыло трактора, а три, забравшись на сиденье, положил опять-таки под ватник. И далее поехал себе озонировать пространство. Вскорости на совершенно пустой дороге показалась стоящая у обочины черная «Bолга» и возле нее человек с поднятой рукою. И вновь отключенный мозг сработал – Валентин остановился. Заглохшую легковушку, по всей вероятности, следовало куда-то оттаранить, он, Борисов, многaжды из грязи автомобили вытаскивал, так что остатки сознания подсказали, что проблему этих семисот рублей щас он решит запросто, и, более того, сможет тут же вернуться в Вербиловку и затовариться уж на всю неделю и потом спокойно и с чистой совестью никому ничего не должного человека в свое удовольствие отдохнуть, и все станет путем. Увы, тут Валентина Борисова ждало большое разочарование.

Человек – это был, как вы понимаете, дорогие мои, счастливый после проведенной ночи с Наташею Виктор Ежов – человек подошел к открытой дверце трактора и, доброжелательно улыбаясь, произнес по-товарищески:

– Ты что, Борисов, опять на нары хочешь? Я тебя пристрою в момент. В городе проводится специальная операция, объявлена готовность номер два, а ты тут хрена валяешь?.. – он подождал ответа, но не дождался, потому что Валентин только смотрел на него и часто моргал. – Немедленно отправляйтесь к бывшему монастырю, гражданин Борисов, – перешел Ежов на «вы», – включите связь и ждите указаний. Понятно?

– Понн.. нят… но, – выговорил Борисов. – Он набрал полную грудь прекрасного, надо тут вам сказать, если бы не запах говна от прицепа, прекрасного Глухово-Колпаковского воздуха и четко сказал в добрые глаза капитана:

– Па-шел-на-хрен-блин. Понн… нял? Па-шел-на-хрен.

И поехал себе дальше кататься, время от времени прикладываясь к бутыли. Так что к вечеру Борисов, как почтовый голубь, точнехонько вернулся домой, но на этот раз не только не совсем правильно попав в ворота, а просто въехав к себе во двор сквозь забор. Забор, разумеется, с ужасным треском окончательно упал. Трактор Борисов выключил, и сразу настала тишина. Тут же последняя стоящая секция забора, видимо, до поры раздумывавшая, упасть ей тоже или нет, все-таки решила упасть; вновь раздался треск. И вновь настала тишина. Машка молчала в сарае, и Валентин про нее даже не вспомнил. Он, как и вчера, рухнул ничком на кровать и тут же заснул. Мы, честно сказать, не мастера разгадывать сны, а тем более знать чужие сновиденья, но в этом случае нам точно известно, что снились парню голые бабы с огромными дойками. Такой вот редкий сон.