ЦК ВКП(б) своим постановлением выразил отношение партии к М. Горькому и строго предупредил всех хулиганствующих на благородном поприще литературы. Это была вынужденная, но справедливая и своевременная мера. Она заставила и рапповцев над многим задуматься. Хотя следует прямо сказать, что если они изменили отношение к Горькому, то к основной массе писателей-попутчиков у них остался прежний курс.
ГЛАВА 12
Отношение рапповцев к В. Маяковскому оставалось отрицательным даже и после того, как поэт в 1930 году вступил в РАПП. Справедливо критикуя формалистические и левацкие положения лефовской платформы, рапповцы переносили эту критику и на творчество всех поэтов Лефа. Маяковский в их глазах являлся попутчиком, и этим уже было все сказано. Даже самые выдающиеся произведения поэта оказались непонятыми критиками РАПП.
И. Гроссман-Рощин, которого Маяковский именовал не иначе, как «безработным анархистом, перебегающим из одной литературной передней в другую»[383]
(И. Гроссман-Рощин из буржуазной прессы в 1923 году перешел в журнал «Леф», а затем оказался самым почтенным теоретиком-критиком «На литературном посту»), больше других занимался Лефом. В большой статье «Преступление и наказание (ликвидация ликвидаторов)», опубликованной в № 22 «На литературном посту» за 1928 год и вошедшей затем в его книгу «Искусство изменять мир», он писал в рапповском стиле, легко им усвоенном: «Кажется, Прудону принадлежат слова: «Наложничество нельзя реформировать – его надо уничтожить». Леф нельзя реформировать – его надо уничтожить»[384]. И дальше: «Мы предостерегаем… от легкомысленных надежд, что вот Маяковский выправился и выправил свою линию. Ничего подобного»[385]. Он же оценил поэму «Владимир Ильич Ленин» как «блестяще зарифмованное изложение истории ВКП(б) по Зиновьеву»[386].Вообще рапповцы все произведения поэта о революции и революционном движении подвергали сомнению, не верили в их искренность, а когда Маяковский, отталкиваясь от современности, предсказывал будущее, его упрекали в схематизме, в ходульности и опять же в неискренности.
М. Беккер (Михаил Иосифович Беккер – один из рапповских критиков) в статье «Хорошо ли «Хорошо!»?» («На литературном посту» № 2 за 1928 г.) сразу же после выхода знаменитой поэмы на поставленный вопрос отвечал отрицательно и обобщал: «Октябрь не раз привлекал внимание Маяковского. В честь Октября им сложены песни, гимны, целые эпопеи. Но во всех этих произведениях Маяковский был далек от понимания Октября, его содержания, его сущности»[387]
. Борясь за «психологический реализм», рапповцы отвергали поэтическую манеру Маяковского. Наглядно это выразилось в докладе «Столбовая дорога пролетарской литературы» A. Фадеева, где он говорил: «Маяковский, например, вместе с лефами ратующий против «психологизма», не смог в поэме «Хорошо!» дать борьбу противоречивых тенденций у крестьян, потому что не заглянул в психику крестьянина, и его красноармейцы, лихо сбрасывающие в море Врангеля, получились фальшивыми, напыщенно-плакатными красноармейцами, в которых никто не верит»[388].Замечательные сатирические пьесы Маяковского «Клоп» и «Баня» воспринимались как чуть ли не клевета на советскую действительность. В художественном и сценическом отношении они не признавались. В докладе о работе журнала «Октябрь» на расширенном заседании РАПП от 26 марта 1930 года Г. Корабельников, указывая на ошибки журнала, относит к ним и публикацию «Бани»
B. Маяковского. Как и в рассказе «Усомнившийся Макар» Андрея Платонова, в «Бане», говорит он, вместо «борьбы с бюрократизмом появилась борьба с пролетарским государством». «Это произведение разрешило не в пролетарском плане эту задачу»[389]
. В статье «О настроениях мелкобуржуазной «левизны» в художественной литературе» («На литературном посту» № 4 за 1930 г.) В. Ермилов так оценивает центральный сатирический персонаж «Бани»: «Вся фигура Победоносикова вообще является нестерпимо фальшивой. Такой «безукоризненный» бюрократ – вообще невероятно схематичен и неправдоподобен»[390]. Гроссман-Рощин со злорадством сообщал Либединскому: «Клоп» провалился, невзирая на штуки Мейерхольда»[391].