— Хм… век живи — век учись, — говорю я, в основном себе, и замечаю, что получила от него ответ, когда он почувствовал необходимость меня поправить. — Какой сегодня день? — Я жду ответа, который так и не приходит, и задаюсь вопросом, не следит ли он за временем. В конце концов, зачем ему это? Не то чтобы ему нужно было на работу или на самолет. — Как давно я здесь?
— Неделю.
Ответ пришел достаточно быстро. Мужчина явно считает эти дни. Он не единственный, кто с нетерпением ждет того дня, когда мы расстанемся.
— Сегодня я чувствую себя намного сильнее. — Я надеюсь убедить его, что у нас общая цель — вытащить меня отсюда к чертовой матери.
Мужчина продолжает молчать, и я возвращаюсь к книгам.
— Могу я прочитать одну?
Ответа нет.
Протянув руку, снимаю с полки «Последнего из могикан» и, сдув тонкий слой пыли, открываю книгу.
АЛЕКСАНДР
Я все еще не могу смотреть на неё. Особенно когда на ней моя рубашка.
На следующее утро после ее первого опыта с уборной я подумал, что прогулка за свежим кроличьим мясом отвлечет меня от мыслей о ней в моей одежде. По незнанию я совершенно не осознавал, как повлияет на меня вид ее в моих спортивных штанах и рубашке.
То, что началось как знакомая ярость от того, что вижу другого человека в своих вещах, использующего мои ограниченные ресурсы, превратилось в тихое раздражение. Полагаю, что из-за того, что она в основном спала, я не мог спорить и заставить вернуть мне мои вещи. Чего я ожидал от нее, ходить голой?
Весь день я готовил тушеного кролика и стирал ее грязную и окровавленную одежду, чтобы ей было во что переодеться. У меня было намерение заставить ее переодеться в свои собственные вещи. Но потом я мельком увидел что-то бледное и нежное, спрятанное под ее одеждой. Бледно-голубые кружевные трусики. Что-то в этой мягкой женственной ткани изменило мое представление о женщине на моем полу. Она была свирепой и раздражающей и использовала мои вещи, но все еще была беспомощной и хрупкой, и, несмотря на ее отношение, очень уязвимой.
Это не меняет того факта, что вид ее в моих вещах пробуждает что-то глубоко внутри, что кажется неуравновешенным и немного диким. Я не доверяю себе.
Для меня лучше вообще не смотреть на нее.
Нет, так лучше для нас обоих.
И поэтому стараюсь смотреть как можно меньше.
Мне легко притворяться, что ее здесь нет, за исключением тех моментов, когда она просыпается и не перестанет говорить.
— Война между французами и индейцами? Это не может быть правдой.
Женщина, молча, читала за моей спиной на своем месте у дровяной печи. Я должен был догадаться, что она не будет молчать долго.
— Нам бы рассказали об этом в школе. — Я слышу, как переворачивается страница, за которой следуют секунды тишины. — Удивлена, что никто не додумался снять по книге фильм.
Она не может быть серьезной. Думаю, что ей около двадцати пяти, что означает, что она была ребенком, когда вышел фильм.
— Киану Ривз мог бы сыграть Соколиного глаза.
Какого хрена.
— Такой Джон Уик в туземном стиле, понимаешь?
Я медленно оборачиваюсь, надеясь, что она не услышит, как я двигаюсь, и не поднимет взгляд от книги, но меня встречают эти большие серые глаза, танцующие от смеха.
— Видел бы ты сейчас свое лицо, — смеется она. — Можно подумать, я только что сказала тебе, что «Харлей Дэвидсон» сделан в Китае.
Я хмурюсь.
— О, это компания — производитель мотоциклов, если ты не знаешь.
— Я знаю, что такое «Харлей».
Она поднимает руки и ухмыляется.
— Прости, Гризли Адамс. Я просто подумала, ты родился здесь и воспитан волками.
— «Харлей Дэвидсон» делают в Китае. Среди прочих мест.
Ее улыбка исчезает, челюсть падает.
Я наклоняю голову.
— Не может быть.
Она не может быть такой невежественной.
— Война между французами и индейцами действительно произошла, и по «Последнему из могикан» уже сняли фильм.
Ее довольная улыбка подтверждает, что она не невежественна. Она специально подначивала меня, и я попался на удочку.
Разочарованный тем, как легко она смогла добраться до меня, я возвращаюсь к работе с рыболовной приманкой и пытаюсь подавить раздражение, которое скручивает мой желудок. Теперь, когда у нас кончилось свежее мясо, я надеюсь раздобыть немного рыбы. У меня есть немного сублимированных продуктов, но я хотел бы сохранить их только для чрезвычайных ситуаций. Наличие дополнительного рта для кормления значительно напрягло мой рацион питания.
— Куда ты идешь? — спрашивает она, когда я встаю и беру свою удочку и припасы. — Ловить рыбу? Поблизости есть озеро? Я могу пойти…
Я захлопываю дверь, прежде чем она успевает произнести еще хоть слово.
Эта хижина всегда была моим убежищем. С ней же она больше похоже на обитую войлоком камеру.