Неизбежная могила

— Ни в чем таком ты, черт возьми, уверена быть не можешь, — раздраженно бросил Страйк, вставая с дивана, чтобы взять из кухни банан вместо шоколадного печенья, которого ему в действительности хотелось.

— Ты может и сварливый придурок, — Пат нахмурилась, — но я не могу себе представить, что ты способен ударить женщину.

— Спасибо за доверие, — сказал Страйк. — Обязательно сообщи об этом «Мейл», если они позвонят, и удали эти сообщения.

Прекрасно осознавая, что он вымещает свой гнев на офис-менеджере, он заставил себя произнести:

— Ты права: я никогда не выбрасывал ее за борт и не делал ничего из того, о чем она тут заявляла.

— Ей не нравится Робин, — сказала Пат, глядя на него снизу вверх своими проницательными темными глазами в очках для чтения. — Ревнует.

— Не к чему…

— Я это знаю, — перебила Пат. — Она с Райаном, не так ли?

Страйк угрюмо откусил банан.

— И что ты собираешься делать? — спросила Пат.

— Ничего, — ответил Страйк с набитым ртом. — Я не веду переговоры с террористами.

— Хм, — Пат глубоко затянулась электронной сигаретой, а затем произнесла сквозь облако дыма: — Нельзя доверять алкоголикам. Никогда не знаешь, что они могут сделать, когда слетят с тормозов.

— Я не собираюсь жить под дулом пистолета всю оставшуюся жизнь, — заявил Страйк. — Она отняла у меня шестнадцать гребаных лет. С меня хватит.

Выбросив кожуру банана в мусорное ведро, он направился обратно в кабинет.

Резкий переход Шарлотты от доброты к яростным упрекам и угрозам не стал сюрпризом для Страйка, который годами терпел перепады ее настроения. Умная, веселая и зачастую очаровательная, Шарлотта была также способна на безграничную злобу, не говоря уже о саморазрушительном безрассудстве, которое заставляло ее разрывать отношения из прихоти или идти на крайний физический риск. На протяжении многих лет разные психиатры и терапевты пытались внести свою лепту, стараясь уместить ее непредсказуемость и неудовлетворенность в какую-нибудь четкую медицинскую классификацию. Ей прописывали лекарства, отправляли от одного консультанта к другому, помещали в терапевтические учреждения, но Страйк знал: в самой Шарлотте что-то упорно сопротивлялось помощи. Она всегда настаивала на том, что никакие медики и психиатры никогда не смогут ей помочь. Только Страйк мог, твердила она снова и снова: только Страйк мог спасти ее от самой себя.

Сам того не заметив, он сел на стул Робин вместо своего, лицом к доске, на которой прикрепил записи и фотографии по делу ВГЦ, тем временем размышляя о Шарлотте. Он хорошо помнил ночь на катере, принадлежавшем одному из ее друзей, и жестокую ссору, вспыхнувшую после того, как Шарлотта выпила полторы бутылки вина, поспешное отбытие остальных участников пьяной компании, оставивших Страйка в одиночку разбираться с завладевшей ножом Шарлоттой, угрожающей зарезать себя. Он обезоружил ее, и в процессе она поскользнулась на палубе. С тех пор, когда она выходила из себя, то утверждала, будто он выбросил ее за борт. Несомненно, если бы он послушал третье сообщение, то услышал обвинения в других нападениях, в неверности и жестокости: всякий раз, когда она напивалась или злилась, он становился, если верить ее словам, склонным к высшей степени садизма.

Спустя шесть лет после того, как их отношения закончились, Страйк осознал, что неразрешимая проблема между ними заключалась в том, что они с Шарлоттой никогда не могли прийти к согласию, что в действительности произошло. Она оспаривала все: время, даты и события, кто что сказал, как начались ссоры, были ли они вместе или расстались, когда у него были другие отношения. Он до сих пор не знал, действительно ли у нее случился выкидыш, который, как она утверждала, произошел незадолго до их окончательного расставания: она никогда не показывала ему доказательств своей беременности, а постоянное изменение дат могло означать, что либо она не была уверена в отцовстве, либо что вся эта история была вымышленной. Сидя здесь сегодня, он задавался вопросом, как он, чья профессиональная жизнь была бесконечным поиском правды, мог так долго все это терпеть.

Сморщив лицо, Страйк снова поднялся на ноги, взял блокнот и ручку и подошел к доске на стене, заставляя себя сосредоточиться, потому что на следующее утро ему предстояло отправиться в тюрьму Бедфорд на встречу с Джорданом Рини. Его взгляд снова переместился в верх левой колонки к фотографии Шерри Гиттинс, чье пребывание на ферме Чапмена совпадало с нахождением там Рини. Рассматривая ее фотографии в течение нескольких минут, он позвал Пат в кабинет.

— У тебя же есть дочь, верно? — сказал он.

— Да, — ответила Пат, нахмурившись.

— Сколько ей лет?

— Какого черта ты меня об этом спрашиваешь? — спросила Пат, ее обезьяноподобное лицо покраснело. Страйк, который никогда раньше не видел, чтобы она краснела, понятия не имел, что вызвало такую бурную реакцию. Задаваясь вопросом, могла ли она подумать, что он имеет бесчестные планы на ее дочь, с которой он никогда не встречался, он ответил: