Читаем Неизбежное полностью

В обществе, в котором мне выпало существовать, в Америке, это лицемерное отношение к любви доведено до смехотворных пропорций. Любовь тут считается если не недугом, то неудобством, аберрацией, обрекающей на боль. Поскольку же боли как раз американцы пуще всего боятся, они и разбираются в любви на уровне поп-чтива. Американцев можно сравнить с лихими армейскими офицерами минувшего столетия, которые обладали достаточным воображением для флирта, но недостаточной выдержкой для его завершения. Американцы вполне благомудры чтобы сознавать, что любовь не привносит в жизнь особого смысла, но не вполне умудрены чтобы признать: без неё жизнь кажется бессмысленной.

Любовная лирика — лучшее свидетельство того, что «поэзия рождается из сора». Из подобных нам и ради подобных нам. Поэтому, собственно, я и предпослала некоторым из этих стихов посвящения. В отличие от других стихотворений в этой книге, они и не родились бы не существуй людей, которым посвящены.

В ОДИНОЧКУ

Никто не желает тебя целиком. Только — часть.Живи в одиночку. Старайся ни с кем не совпасть.Постигни премудрость делить на потребные частисебя. Премудрость таить любовь и напасти.Но чаще всего старайся не выказать грусти.В признаньях стремись к одному — краткоустью.И лучше — когда только стены глухие кругом.Поскольку — запомни — никто не желает тебя целиком.

(Пер. Н. Джин)

МОЙ ДОМ — ИЛИ НЕЧТО ВРОДЕ ПРАВДЫ

Я воспарившими представила нас в небеса.

Такая вот парит Святая Троица.И в каждом кроется к другому сострадание.Парят три разных плоти, три создания,сплетённых в страхе, что нежданно ожиданиядвух остальных обманутся, расстроятся.И на ресницах Троицы — одна слеза.Я представляю тайну тихую, лишённую названия,как если это есть обятье матери —и просто, и правдиво.А если вдруг случится небывалая гроза,отец мне видится, крушащий всё, что лживо.Но нет, — сравнения не в силах что-либо сказать.Поскольку небывалую грозу не описать…Поскольку боль рукой не показать…Она внутри. Внутри, а не в глазах…

(Пер. Н. Джин)

ГОРОДСКАЯ ПЕСНЯ

Разбить скульптуру.Сжечь фурнитуру.Вон.Распнуть в себе душу.Не дать — наружу.Стон.Сплюнуть в отхожее.Скочрить рожу.Вошь.Без сожаленья.В любом поселеньи.Ложь.Лежать без звука.Малое — в руку.Пей.Вдыхать по горло.Грудь чтобы спёрло.Лей.Так и вершили.Всюду, где жили.Фиг.Нет, я не верю.Это — истерия.Вмиг.Я ему томно:Ты — беспардонно!Без!Позволишь сразу?Полюбишь разве?Yes!Лжецом он не был.И жил не хлебом.Пас.Но в стольный град он.Супруги ради.Враз.Пока, однако.Он, бедолага.Сбёг.Мы заключили.Что мы бескрылы.Бог.И на хайвее.Не смея шею.Взад.А в горле давит.И нет управы.Ад.В иную сферу.В иную эру.Пик.Его не сталоЯ опоздала.Крик.

(Пер. Н. Джин)

НЕИЗБЕЖНОЕ

Перейти на страницу:

Похожие книги

1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука