Читаем Неизбежность. Повесть о Мирзе Фатали Ахундове полностью

Последняя битва

О парадоксы! Фатали однажды пришлось надеть на себя мундир цензора: «замещать на время двухмесячного отпуска отъезжающего за границу цензора по восточной литературе Кайтмазова».

И Фатали стал цензором. И как цензор прочел «Письма Кемалуддовле».

Глаза читают уже по-иному, а мысли подключены к какому-то неведомому центру, и оттуда идет особый ток… А есть ли у вас, автор… ну, ладно, собственник, пояснение в ваших «Письмах»? А ну-ка почитаем: «Это сила особой энергии и теплоты, скрытая во всяком теле»; ну, положим, несколько примитивно, но сойдет. «Скрытая во всяком теле!..» Это хорошо! А вы испытывали, какая она в теле, сидящем на самом верху? И она, эта сила, передается мне, цензору — вот это, скажу я вам, силища!.. А мундир эту силу энергии и тепла держит, не дает остыть и ослабнуть… А ну что вы еще сочинили? Ну да, извините, вы только собственник… Ну неужто вы полагаете, что эта ваша энергия, направленная на меня, в состоянии пересилить ту, которая идет ко мне, желаю я того или нет, сверху, свыше?! Нет, вполне реальная вышина, не заоблачная, а из Санкт-Петербурга! Николая уже нет? О, наивные! Вы думаете, ваша хитрость, мол, при переписывании «Писем» с оригинала обнаружили целый ряд слов, имеющихся в европейских языках и трудно поддающихся правильному переводу на языки тюркские или даже воспроизведению арабской графикой — и снова «о, несовершенство алфавита!» — и опасаетесь, что читатели не поймут их, и потому, дескать, разъясняете, — и вы полагаете, что эта ваша хитрость не шита по черному белыми нитками?! К примеру, — и цензор углубляется в текст, — деспот, так называют, мол, человека, который в своих действиях не подчиняется никаким законам и не соблюдает их, безгранично властвует над имуществом и жизнью народа, всегда поступает так, как ему вздумается; народные массы, находящиеся под властью таких правителей, превратившись в презренных рабов, полностью лишаются всяческой свободы и человеческих прав; для пояснения — восточная поговорка: «Всякий, кто будет действовать по своему произволу, непременно найдет погибель свою»; что-то я такой восточной поговорки не слышал и даже в знаменитой книжечке пословиц Абулькасима не нашел!.. Ну ладно, пойдем дальше, вот еще, вы поясняете: фанатик — лицо, чья отличительная черта — национальная и религиозная нетерпимость и ненависть к какой бы то ни было иной нации, к татарам ли, евреям ли, армянам и т. д., иной вере…

Ведь было, было! Подсказал Александр, когда летели с ним. Фурфуристы ведь тоже: «Карманный, обычный, ничего особенного, так, лингвистика вроде и забава, словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка», а у вас, Фатали, — в языки восточные, а ведь даже и не вошли еще, хотел бы ввести, чтоб обогатить и чтоб в который раз ополчиться на арабскую графику: вот, к примеру, рвл, и нет Цэ, надо выразить через тс или се, — рвлес, — вот и сообрази, что это за слово!.. А какое замечательное слово-то!.. И как вы поясняете революцию? — спрашивает Фатали в мундире цензора Фатали — собственника писем (т. е. автора). — Значит, это — событие, когда народ, доведенный до отчаяния противозаконными действиями деспотического правителя, объединяется, восстает и свергает угнетателя. А затем он создает законы и претворяет их в жизнь в целях обеспечения свободной, спокойной и счастливой жизни — как все просто! Неужто не могли заменить патриот, найдя подходящее по смыслу слово? Вы поясняете: это человек, который ради любви к родине и народу не пощадит своей жизни, трудится во имя свободы отчизны и народа и готов на этом пути перенести муки и страдания. Кто, к примеру? Кемалуддовле? Или вы?

«И вы, когда не в мундире! Так как же, подписываете?»

«Хочешь меня погубить? Пожалей хотя бы моего сына, ему только десять!»

«Моему тоже».

«Он у меня единственный!»

«И у меня тоже».

«Тебе-то что? Ты только собственник писем! А меня — и ребром ладони по шее, — особенно теперь, после злополучного апреля! Что, неужто неясно?» — и. шепотом, чтоб пояснить, а собеседник сам знает: надо же — запасся револьвером, специально приехал в столицу, чтоб выследить государя у Летнего сада и убить его! И — промахнулся!..

«Знаете, странная какая-то фамилия!»

«Вот-вот!.. И я, признаюсь, сначала изумился: «Неужто из наших?»

«А как же не изумиться? Фамилия-то тюркская. «Кара» — это по-нашему черное, «Коз» — глаз, «Черноглазое», так сказать!..» — вслух не надо называть фамилию смельчака!

И вспомнил Кемала. И Ахунд-Алескера вспомнил, давнее-давнее, еще когда в Тифлис приехали — устраивать его работать в канцелярию. С чего же спор начался? Ах, да: с грузин! С их заговора!.. А прежде — о смельчаках, съевших волчье сердце; их тогда было много в Тифлисе, сосланных, и разговоры — только о них. Ахунд-Алескер вдруг ни с того ни с сего разозлился на Фатали: «Нам с ними не сравниться, запомни! В них честь жива. И гордость. Достоинство. А мы что? Рабы мы, да, да, рабы!»

Перейти на страницу:

Все книги серии Пламенные революционеры

Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене
Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене

Перу Арсения Рутько принадлежат книги, посвященные революционерам и революционной борьбе. Это — «Пленительная звезда», «И жизнью и смертью», «Детство на Волге», «У зеленой колыбели», «Оплачена многаю кровью…» Тешам современности посвящены его романы «Бессмертная земля», «Есть море синее», «Сквозь сердце», «Светлый плен».Наталья Туманова — историк по образованию, журналист и прозаик. Ее книги адресованы детям и юношеству: «Не отдавайте им друзей», «Родимое пятно», «Счастливого льда, девочки», «Давно в Цагвери». В 1981 году в серии «Пламенные революционеры» вышла пх совместная книга «Ничего для себя» о Луизе Мишель.Повесть «Последний день жизни» рассказывает об Эжене Варлене, французском рабочем переплетчике, деятеле Парижской Коммуны.

Арсений Иванович Рутько , Наталья Львовна Туманова

Историческая проза

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Отцы-основатели
Отцы-основатели

Третий том приключенческой саги «Прогрессоры». Осень ледникового периода с ее дождями и холодными ветрами предвещает еще более суровую зиму, а племя Огня только-только готовится приступить к строительству основного жилья. Но все с ног на голову переворачивают нежданные гости, объявившиеся прямо на пороге. Сумеют ли вожди племени перевоспитать чужаков, или основанное ими общество падет под натиском мультикультурной какофонии? Но все, что нас не убивает, делает сильнее, вот и племя Огня после каждой стремительной перипетии только увеличивает свои возможности в противостоянии этому жестокому миру…

Айзек Азимов , Александр Борисович Михайловский , Мария Павловна Згурская , Роберт Альберт Блох , Юлия Викторовна Маркова

Фантастика / Биографии и Мемуары / История / Научная Фантастика / Попаданцы / Образование и наука