Разговор, казалось, кончился, было утро, после первого намаза, а потом прошел полдень, еще молитва, и во второй половине дня Ахунд-Алескер совершил третью молитву, и при заходе солнца, когда тень стала совсем длинная, — и вот, после четвертого намаза, перед пятым, в начале ночи, Ахунд-Алескер вдруг, будто продолжая только что начатый разговор, строго взглянул на Фатали: «И не смей ты влезать в драку!»
И больше никогда не возвращался к этому разговору.
Перед Фатали-цензором уже сидел не собственник «Писем», а Кайтмазов, он только что вернулся из длительной командировки, посвежевший и отдохнувший, как показалось Фатали.
— Думаешь, отдыхом была моя поездка? Ничего подобного. Сначала Санкт-Петербург. Для приобщения к кое-каким новейшим цензурным инструкциям. Как будто не читаем мы эти «Санкт-Петербургские ведомости». Или нельзя было прислать сюда «Русский инвалид», «Голос», где раструбили о процессе по делам печати, «Судебный вестник» или «Юридическую газету»!.. — То злой, то оттаивает. — Ну-с, как вы тут без меня? — Руки потирает, а потом пальцы тренирует (о, эти пальцы! Фатали не сводил с них глаз, когда Кайтмазов несколько лет назад аккуратно перелистывал «Обманутые звезды» и на каждой странице, после того как половину вымарал, — ставил подпись-закорючку — большой крюк верхнего крыла «ка» захватывал всю фамилию. А на титуле — «разрешаю». «Скажи спасибо, что мы кавказцы!»
— А я без вас тут воевал! Каитмазов молча слушает.
— Тип один тут с письмами мне досаждал.
— Осаждал?
— Можно и так. Письма знаете какие! Ой-ой-ой! Язык обжигают, будто перцем густо-густо на кончик! Но вы их скоро сами прочтете.
— Кто автор? Ах, изгнанный из страны? Разве не слышали о специальной инструкции? Не допускать к выходу в свет сочинений лиц, признанных изгнанными из отечества, тайно покинувших его…
— Но ведь из Индии! И из Ирана! Кайтмазова уже не остановить:
— Государственных преступников! И учтите: какого бы содержания ни были эти сочинения и в каком бы виде они ни издавались, под собственными ли именами авторов или под какими-либо псевдонимами и знаками! Неужто неясно?
— Клянусь аллахом, не знаю!
— Шутник! А вот и запомните! — И сует ему только что нарисованную на клочке бумаги картинку-загадку, ай да талант… Бараний рог, и такой перекрученный, а в него похожий на Фатали человек впихивается, — «согнуть, мол, в бараний рог».
Хорошо, что великий князь не проведал о том, как поручали ненадолго Фатали цензорство. Вот было бы шуму и неприятностей в канцелярии!
Фатали давно собирался написать Мирзе Гусейн-хану, у которого гостил в Стамбуле, но каждый раз, садясь за письмо, вступал с ним в спор:
«Вы на меня обижены, Мирза Гусейн-хан, вы сердитесь, я вас разгневал!» («Обижен!..» А Гусейн-хан ищет пути, чтоб дать понять наместничеству, а может, и кому повыше, — не кажется ли вам, господа, что деятельность Фатали подрывает основы и вашего правления; он враг и вашему царю; уж я не говорю, что она направлена против шахиншахского престола, а мы ведь с вами уже давно в мире живем… Но Фатали о том не ведает.)
«Вы увидели лишь то, что я высмеял деспотизм шаха и тупость его приближенных, и оскорбились. Я просто вывел тирана в шахской одежде, хотя мог его облачить в царский наряд. Я рад, что вы разглядели за древним историческим сюжетом его современный смысл и порвали со мной! Или вы испугались, что вас взгреют в вашем краю, чьи интересы вы представляете в Стамбуле, за дружеское ко мне расположение. Но ведь в каждом народе имеются мерзкие и тупые люди, и даже среди государей, шах он или царь. Вы истолковали мои произведения как антипатриотические, мол, выставляю славных шиитов, вас и своих земляков в дурном свете перед турками-суннитами!.. А что вы скажете, если в ваших руках окажется «Кемалуддовле»? — «Что вы еще задумали?! Неужели недостаточно и того, что вы сделали уже, чтоб осрамить нас перед миром?..» — «О нет! Я сказал еще не все! Другие сказали больше, чем я!» — «Кто ж другие?!» — «Индийский принц Кемалуддовле, совершивший путешествие по Англии, Франции и Новому Свету и возвратившийся в ваши земли!» — «Но такого принца я не знаю! Не вы ли скрываетесь за Кемалуддовле?!»
А ведь и Никитич, попадись ему «Письма» в руки, скажет: «Нет такого принца!» — «Как же нет? — возразит ему Фатали. — Вот его родословная: правнук Теймурлана поэт-император Мухаммед-Бабур, далее его сын Хемаюн-шах, ах, какие страсти бушевали в те годы! Но я не стану отвлекать вас рассказами о том, как жестоко расправился он с братьями. Так вот, далее Ахбар Великий, это при нем был построен город Фатехпур, почти, — улыбнулся Фатали, — Фаталиград, но о том я, кажется, вам рассказывал. Увы, ныне в некогда огромном городе никто уж не живет, но сохранились его дворцы. Это страшно — мертвый город… далее Шах-Алем Первый».