Неизбежный финал

Не я начал тот разговор, не я вынес на повестку дня этот вопрос. Что у меня за должность, знают все. К тому же большинство летчиков и техников — члены партии или утечисты[10]. И поэтому, если нужно обсудить с кем-нибудь из сослуживцев что-либо связанное с моей деятельностью по контрразведке, никогда не начинаю издалека, используя псевдодипломатические вступления, которые никому не нужны, а сразу принимаюсь за дело, всегда помня о том, что нас объединяет присяга и взгляды. В этот день, повторяю, не я начал обсуждать внезапную любовь Владу к Роксане, а также их планы, связанные с семейной жизнью… Он и мне рассказывал то же, что и остальным товарищам из своей эскадрильи. Как он познакомился с Роксаной, как влюбился в нее без памяти. Он говорил с пылкостью, как каждый влюбленный, восторженно описывал ее, окрыленный ее красотой, давая мне понять, что встретил женщину исключительную. Я слушал его заинтересованно, даже немного завидовал. Меня радовала мысль, что наконец-то он встретил настоящую любовь. Потому что Владу, сколько я помню, уже не раз влюблялся, но потерпел полное фиаско в попытке создать семейный очаг. Но он не был в этом виноват. Владу сам по себе человек приятный, обаятельный, форма на нем сидит великолепно, и вообще он умеет произвести впечатление. Причиной его неудач — почему бы не сказать об этом прямо? — были специфические условия жизни в маленьком гарнизоне. «Безумная любовь» многих девушек к нашим молодым летчикам испарялась порой при первом же их визите в часть, где она разбивалась о гарнизонный забор.

Я внимательно слушал рассказы Владу о Роксане, задавал ему вопросы и даже давал кое-какие советы. Все шло хорошо, тем более что Роксана часто приезжала к нам, видела, как живут здесь день за днем семьи летчиков, и кажется, все это ей нравилось.

В тишине уютной квартиры мой вздох сопровождался фантастическим резонансом, как будто одновременно со мной вздыхают все находящиеся здесь предметы.

Может быть, с моей стороны это наивно, но даже сейчас, через сутки после исчезновения Владу, я все еще верю, что он вернется и, глядя нам в глаза, как это принято у нас, летчиков, найдет в себе мужество честно сказать, что послужило причиной его отсутствия. Я даже вообразил себе эту сцену: он входит в свою квартиру, обнимает за плечи Роксану, оба они счастливы, как в день свадьбы…

Уже поздно… меня клонит ко сну. Подавленный всем происшедшим за день, я продолжаю думать о супругах Владу. О Роксане мне мало что известно. В три года она осталась сиротой. Ее вырастила тетка, сестра матери. А старшие братья воспитывались у дяди со стороны отца. Она была пионеркой, утечисткой. Окончила экономический лицей. Потом и она, и братья жили совершенно самостоятельно, независимо от тех, кто вырастил их как своих детей. Затем Роксана вышла замуж. Но какова была ее жизнь до замужества? Вот этого-то я и не знаю. А даже если бы и знал, какое это имеет значение теперь, когда и она, и Владу исчезли. Но ведь это факт, что Роксана меня обманула. Это угнетает меня, и мне кажется постепенно, что этот обман расплывается по всей квартире, обволакивает меня как липкое, вязкое облако, а над всем этим витает трагическая развязка. Я вздрагиваю. Что это? Страх? Боязнь темноты? Почему на земле меня путает ночная темнота, ведь в воздухе, на высоте десяти тысяч метров, я отношусь к ней совершенно спокойно? Может, лучше включить свет? Я делаю над собой усилие и возвращаюсь мыслями к Роксане. Кому звонили с телефонной станции из Н.? С кем она говорила по телефону в ресторане «Дунайские волны»? И почему она сказала мне, что разговаривала с матерью Владу? Зачем ей было меня обманывать? Могут быть только два объяснения: или она с самого начала знала, что Владу поехал вовсе не в Бухарест, или она не хотела, чтобы мы сами позвонили старикам.