Три улики, три вещественных доказательства (судя по всему, между ними есть какая-то связь): открытка, высланная из ФРГ на имя Матея Диникэ, но находящаяся в доме военного, сберкнижка на предъявителя с кодом (откуда такая сумма у офицера, который недавно устраивал недешево ему стоившую свадьбу?) и, наконец, микрофоны.
Я с ожесточением перелистываю одну книгу за другой. Свидетели наблюдают за мной с удвоенным вниманием. Теперь я уже не могу не связать, как бы этому мысленно ни противился, побег Владу из гарнизона и из дому с предметами, найденными при обыске. Да, теперь уже вполне естественно и логично выглядит ночная попытка неизвестного проникнуть в квартиру Владу. Не приходится сомневаться, что он намеревался забрать мундир с микрофоном или сберкнижку, короче — было что забрать. Возможно, мы еще не все знаем. Был ли это сам Владу? Все во мне восстает против такой мысли. И вдруг я вспоминаю еще одно: «мерседес»! Этот таинственный «мерседес», о котором Владу подал мне рапорт еще летом 1979 года… Не была ли уже тогда поставлена ловушка на «одинокого летчика»? Не попался ли он уже тогда? Может, именно этим объясняется то, что он уже ничего больше не сообщал о «мерседесе»?
Пока идет обыск — а он растянулся больше чем на три часа, — мысли мои вращаются в замкнутом круге.
Что же мы имеем? Значит, наша часть в этот момент стоит перед фактом не только дезертирства, но и шпионажа?
По сигналу полковника Мареша мы переходим к составлению протокола. Это область действий прокурора. Он усаживается за столом в гостиной и принимается писать. Ничего нового мы не нашли. Ничего, кроме этих трех улик.
Шеф отзывает меня в сторону и, не вынимая изо рта дымящейся сигареты, шепотом говорит:
— Фэникэ, дело плохо. Если были микрофоны, то должен быть и приемник. Это и козе понятно. И несомненно, такой же миниатюрный, как и микрофоны. А мы его не нашли… Этого нельзя так оставить.
— А может, он носил его с собой?
— Не исключено, — соглашается шеф, — но все равно надо искать… Теперь мы просто обязаны спросить себя, а вернее говоря, ответить: с какого времени точно началась измена Владу?
Последние слова, вопреки очевидным фактам, больно режут мне слух.
— Владу исчез из гарнизона. Почему? Это абсолютно неясно. Какова причина? Ведь ни я, ни кто другой его не подозревал.
Полковник Мареш испытующе сверлит меня глазами сквозь дым сигареты.
— Мне кажутся правдоподобными две версии. Возможно, Роксана, о чем-то догадалась, и это явилось причиной их ссор. Теперь мне кажется естественным, что Роксана после бегства Владу не решилась раскрыть нам правду. А вторая версия… — Полковник останавливается на минуту, чтобы бросить взгляд в сторону гостиной, где вовсю строчит прокурор в присутствии двух понятых, и спрашивает меня: — Владу участвовал в учениях десять дней назад?
— Да.
— Он ведь был и на подведении итогов, — припоминает полковник. — Ты можешь представить себе ценность записей, которые он сделал при помощи этой аппаратуры? Он, видимо, счел, что эта последняя акция дает ему право смотаться… Учти, это просто гипотеза, — пытается пошутить полковник, довольно, впрочем, неловко.
— Если принять эту версию, то спрашивается, зачем ему было сматываться с таким шумом? Он же должен был понимать, что мы на это сразу обратим внимание.
— Была какая-то важная причина. Что-то его заставило поспешить… Я думаю, что Роксану он тоже заставил сбежать… Он так спешил, что даже махнул рукой на китель с аппаратурой и на сберкнижку…
Прокурор заканчивает писать протокол и приглашает нас в гостиную прослушать текст и подписать его. Все верно и точно, и мы по очереди подписываемся.
Неожиданно звонит телефон. Несколько секунд стоит гробовая тишина. Полковник дает мне знак поднять трубку. Я это делаю без удовольствия. Если сейчас раздастся голос Владу, смогу ли я сдержаться? Звонят из дивизии. Я передаю трубку полковнику.
— Да, это я, — хрипло бросает он в трубку. — Слушаю. Докладывай! Узнавал и у соседей? Да, понятно… Хорошо… А что слышно о майоре Лучиане Визиру? Он уже в Констанце? Прекрасно! Будем держать связь. Желаю удачи!
Я уже и сам понял кое-что из разговора, но спешить с вопросами не стоит.
— Ну что ж, приступим к изъятию улик и опечатыванию квартиры, — говорит прокурор.
Полковник Мареш закуривает и поворачивается к понятым. Оба офицера в гражданском, но вытягиваются, как положено по уставу, и со всей серьезностью выслушивают указание хранить в полной тайне, пока идет дознание, все, что связано с найденными уликами.
— Вы можете говорить, что он поссорился с женой, сбежал куда глаза глядят, даже можно сказать, что дезертировал… но не более. Ясно?
— Ясно, товарищ полковник! — отвечают одновременно оба офицера.
— Тогда, товарищ прокурор, мы можем покинуть помещение… забрав, конечно, наши «трофеи». Давайте опечатывать.