Неизбежный финал

— Он сказал, сколько пленок испорчено?

Ники тоже лежал на спине под той же простыней с рюмкой виски в руках.

— Пять!

— Столько, сколько брал с собой Войняг, не так ли?

Родика подтвердила и в свою очередь спросила:

— Скажи, какой смысл засвечивать пленки? Или портить аппарат?

— Откуда я знаю, — отмахнулся Ники, но после минутного раздумья продолжал: — Если они их засветили, значит, и сами не могут их использовать. Думаю, они хотели заполучить Андроника, довести его до тяжелой депрессии, а потом нанести решающий удар… Войняг не говорил, что его интересует твой муж?

— Это ужасно, Ники! — вздохнула она и повернулась, чтобы потушить окурок в пепельнице, стоявшей на ковре.

— Что ужасно? — спросил Ники после того, как она вернулась в прежнее положение, и вспомнил, что, когда они жили под одной крышей, то ночные разговоры у них были иными.

— Я, конечно, сознаю, что причиняю зло Андро, наношу вред государству, но невольно испытываю восхищение перед Войнягом… Понимаешь, перед человеком, который причиняет мне зло…

— Не понимаю…

В действительности он понимал ее, понимал, что она имела в виду, но хотел услышать, что скажет она.

— Он смелый и сильный. Его хладнокровие, спокойствие, умение ориентироваться в критических ситуациях может свести с ума.

— Смелым человека делает иногда и страх, — начал философствовать Ники между двумя глотками виски. — Разве страх не сделал тебя смелой?

— Представь себе, войти в чужой дом, взять вещи, тебе не принадлежащие, уйти, а затем вернуться… — Она вдруг повернулась к нему: — Что ты сказал? Что страх сделал меня смелой? Это жалкая, ненастоящая смелость… У Войняга смелость — его естественное состояние… И я восхищаюсь им.

— Ты хочешь сказать, его подлостью, — заметил Ники.

— Тебе не кажется, что и подлость, чтобы проявить себя, должна обладать смелостью?

Она прикурила новую сигарету. Удиштяну не пытался ее останавливать. Он понимал, что в том напряжении, в каком она сейчас живет, сигарета может принести ей хоть обманчивое, но облегчение.

— Боже! — тяжело вздохнула она. — Скорее бы приходил день, когда я услышу: «Все! Ты свободна и можешь делать, что хочешь. Можешь оставаться дома или поехать на экскурсию за границу». Как ты думаешь, на какую экскурсию мне стоит записаться?

Ники все сильнее терзался от нестерпимого чувства вины. «Бедная! Когда она узнает правду… Когда она узнает, что я толкнул ее на это… Она тешит себя иллюзиями… мечтает о том времени, когда мы вновь соединимся, но уже за границей… Хватается, как утопающий, за соломинку… Что ей ответить?»

— В Турцию, — ответил он наконец. — Думаю, что легче всего получить разрешение на выезд в Турцию.

— Когда Андро услышит, что я хочу поехать за границу… Знаешь, он хоть и гражданский, но тоже должен получить разного рода разрешения от начальства. — Она резко бросила сигарету, будто вдруг вспомнила о чем-то важном, и продолжала: — Ники, дорогой, если бы не ты, я бы покончила с собой… — Она взяла у него из рук рюмку, поставила ее рядом с пепельницей, потом повернулась к нему и обвила его шею руками.

Ники начал гладить ее по мягким, шелковистым волосам. Любовь и жалость слились в его душе воедино — по крайней мере, так ему казалось, — укрепили его решимость защитить ее.

— Мне пора уходить, — с нежностью и грустью проговорила она. — Ники, неужели и тогда все было так же? Господи, до чего же мы были глупы! — вздохнула она, вспомнив о том, как собрала свои вещи и ушла от него.

— Мы были всего лишь моложе, — сказал он и неожиданно спросил: — А этот тип, Флорин, больше не искал встреч с тобой?

Он не стал бы затрагивать эту тему, хотя в глубине души его мучило любопытство, чем же закончились ее отношения с этим загадочным мужчиной, но Валер Дину просил его переступить через некоторые условности и во время встреч с Родикой заводить иногда об этом разговор. Родика не уклонилась от ответа, найдя его вопрос логичным.

— Я ничего не знаю о нем… с того самого дня… Я его не искала, и он меня тоже. А вернулся ли он или все еще за границей — не знаю…

— А с госпожой Китару встречаешься?

— Почему тебя это интересует?

— Не понимаешь? — Ники перестал гладить ее волосы. — Да потому что я должен знать о тебе все, чтобы быть уверенным, что ты в безопасности. Иначе я не смогу чувствовать себя спокойно.

«Я обманываю тебя, Родика, — мысленно обращался он к ней. — Прости меня, я это делаю ради тебя… для того, чтобы у тебя были смягчающие вину обстоятельства…»

— Я порвала отношения с Элизабетой, — ответила она, удовлетворившись его объяснениями. — Иногда она звонит мне, спрашивает, почему я ее избегаю, почему не прихожу к ней на чай… Думаю, она поняла, что я не хочу дружить с ней. Как видишь, указания Войняга я выполняю…

Телефонный звонок грубо ворвался в атмосферу взаимной исповеди. Удиштяну выругался и вскочил с постели. Родика рассмеялась. Она давно знала, что Ники не умеет ругаться. Он напомнил ей подростка, который намеренно курит на людях, чтобы показать, что он гораздо взрослее, чем кажется с виду.