— Ты поражен, благороднейший господин Удиштяну-Кантакузин? — повернул к нему искаженное гримасой лицо Павелеску.
Удиштяну почувствовал, как от напряжения все его тело покрывается противным, липким потом. От слов «шефа» он смешался, но не настолько, чтобы потерять рассудок, а потому решил, как прежде, довериться инстинкту самосохранения. Он сжал губы и замолчал. Машина на скорости промчалась мимо ресторана «Бэняса». «Куда это он меня везет?» — подумал Ники.
Павелеску свернул на темную боковую дорогу и сбавил скорость.
— Значит, ты признаешь, что сидишь между двумя стульями? — прорычал Павелеску. — Что предаешь интересы румынской элиты?
Дыхание у Удиштяну снова стало ровным. Из-за духоты он хотел ослабить галстук, но, вспомнив о правилах хорошего тона, воздержался от этого шага: он ведь не у себя дома.
— Молчишь?
«Где-то сейчас капитан Валер Дину? — спрашивал себя Удиштяну. — А его сотрудники?» Инстинктивно он посмотрел через плечо, надеясь увидеть вдали фары машины, которая могла принадлежать госбезопасности.
Павелеску перехватил его взгляд:
— Что, высматриваешь своих друзей?
— Каких друзей? — нарушил наконец молчание Удиштяну.
— Не притворяйся, господин Удиштяну! — высокомерно бросил Павелеску, давая тем самым понять, что его невозможно провести. — Твоих друзей…
Намеренно или случайно Павелеску наступил на «мину», которая, взорвавшись, пробудила в Удиштяну фамильную гордость.
— Господин, — закричал он громко, — вы слишком далеко заходите! Я не позволю вам обращаться со мной подобным образом! Да как вы смеете?
Павелеску нажал на тормоза, и «дачия» остановилась. Он зажег свет в машине и угрожающе прошипел сквозь зубы:
— Ты нас предал!
— Прекратите, иначе получите такую оплеуху, что запомните на всю жизнь, будьте вы хоть десять раз Павелеску! — возмутился Удиштяну, убежденный, что нашел слова, чтобы защитить свое достоинство.
— Выходи из машины! — крикнул Павелеску.
— Вы разговариваете со мной так, как будто я ваш слуга!
Клокоча от негодования, Удиштяну попытался повернуться, чтобы отвесить Павелеску пощечину, что, впрочем, было нелегко из-за тесноты. Но тут он увидел в руках Павелеску пистолет, и у него перехватило дыхание.
— Опустите немедленно пистолет!
Павелеску в ответ не колеблясь приставил ему оружие к боку. На его лице застыла издевательская улыбка.
Подталкиваемый пистолетом, Удиштяну открыл дверцу и вылез из машины. Павелеску последовал за ним. Они очутились в темноте, казавшейся непроглядной из-за подступавшего к дороге леса. Ники почувствовал холод прилипшей к спине рубашки. Он нашел в себе силы спросить:
— Что вы хотите делать?
— Пристрелить тебя! — последовал категоричный ответ Павелеску. — Ты нас предал и будешь за это наказан…
Удиштяну плохо различал его лицо, но это было неважно. Оспаривать обвинение он не мог: он на самом деле предал, пренебрег подписанным им обязательством, конечная фраза которого гласила: «А если я предам, наказанием мне будет смерть». Он предал, чтобы не предавать родину. Даже теперь он не сомневался, что Валер Дину с его ребятами где-то поблизости и готов в нужный момент вмешаться, прийти на помощь.
— Ну, что ты хочешь сказать? — спросил Павелеску, направляя пистолет к груди приговоренного к смерти.
Питая надежду, что спасители вот-вот появятся, Удиштяну с безразличием, удивившим его самого, проговорил:
— Мне нечего сказать в свою защиту… В моем роде не было предателей… Я понимаю, что оказался в одной шайке с людьми ниже меня по происхождению и положению… — В критический момент род Кантакузинов пришел ему на помощь, и Ники, выставив вперед грудь, с пафосом заявил: — Давай стреляй, я по горло сыт этой глупой игрой!
Но Павелеску снова ошеломил его. Вместо того чтобы выстрелить, он дружелюбно рассмеялся, засунул пистолет в карман пальто и, протянув Ники руку, торжественно проговорил:
— Господин Удиштяну, прошу меня простить. В машине я все вам объясню.
Удиштяну втянул в себя бодрящий, пропитанный запахами леса воздух. Он силился понять, почему так резко изменилось поведение Павелеску, и не мог.
— Нет, объясните здесь, на месте!
— Хорошо, — согласился Павелеску. — Во-первых, прошу извинить меня. То, что произошло сегодня между нами, является частью системы проверки наших сотрудников…
Удиштяну не успел выразить свое возмущение: его внимание привлекли последующие слова «шефа»:
— …перед тем, как поручить им новое, более трудное задание.
— Но это же унизительно! — закричал Удиштяну, напряженно следя за разговором.
— Знаю, но…
— Никаких «но»! Если вы не доверяете такому человеку, как я, тогда кому же, черт побери, вы доверяете? — Ники понял, что стоит на правильном пути, и потому усилил натиск, демонстрируя, как он оскорблен. — И что это за организация, члены которой позволяют себе столь нагло вести себя с румынской аристократией, пусть даже бывшей?
Артур Павелеску дал ему выговориться, а затем уже более настойчиво повторил, что пора перейти к делу.
— Прошу вас… Я надеюсь, что вы меня все же поняли. Теперь давайте обсудим задание, которое мы хотим вам поручить.