Неизданная проза Геннадия Алексеева

Все поэты сетуют на одиночество. Все, как один! Даже Денис Давыдов.

Я часто говорю, печальный, сам с собою:
О, сбудется ль когда мечтаемое мною?
Иль я определен в мятежной жизни сей
Не слышать отзыва нигде душе моей!

Борьба за признание – чушь. Если приходится бороться, значит, претендующий для признания еще не созрел. Признание должно само обнять за плечи еще непризнанного и шепнуть ему в ухо: «А я уже пришло!»

Многие усердствуют, торопятся, лезут из кожи вон, наконец добиваются и ликуют, и взирают на всех свысока, с прищуром. А после выясняется – какой конфуз! – что признания они недостойны.

Нынешнее положение православной церкви крайне двусмысленно. И вообще странно, что она еще существует. Болтовня о «религиозном возрождении» беспочвенна. Сейчас в городе всего лишь 10 действующих православных храмов. Однако во время богослужения давки в них нет даже в православные праздники. Народ собирается только на Пасху. Но это не столько верующие, сколько любопытствующие, любители эффектных зрелищ.

Опять ехал с Настей по городу в ее роскошной коляске. Она глядела по сторонам и молчала. Потом сказала:

– Какое счастье, что мы живем в Петербурге!

– Да, это счастье! – отозвался я.

Великая сложность, трагичность и красота жизни должны запечатляться в литературе великой сложности или великой простоты. Все, что посередке, – жизни недостойно.

Сегодня все утро по нашему двору гуляла красотка – сиамская кошка. Прохожие останавливались, любовались ею, гладили ее и уходили, оглядываясь. Я смотрел на все это из окна кухни. Когда же вышел во двор, кошки уже не было.

В газетах, по радио, по телевидению непрерывно твердят об опасности и полной вероятности всемирной катастрофы. Так что мой «Конец света» весьма кстати.

Сколь многого хочется достичь! Но достигаешь немногого. И успокаиваешься, и гордишься немногим. А когда говорят о тебе: «Он достиг очень многого», начинаешь верить в это.

А вот Апухтина вспомнили, Алексея Николаевича!

Довольно толстый, приятно оформленный том. Стихи и проза. В предисловии сказано: «Данная книга – самое полное советское издание произведений Апухтина» и «Во всем объеме его писательское наследие известно пока немногим».

Первый сборник стихотворений Апухтина вышел тиражом в 3000 экземпляров. Автору исполнилось тогда 46 лет. А через 7 лет он удалился в Сады блаженства.

Первая весенняя прогулка по Смоленскому кладбищу. Вороны каркают возбужденно. Из-за деревьев струится белый дымок – жгут листья.

Часовня Ксении Блаженной снова заброшена – ее ремонт прекращен. Вечерня в церкви кончилась. Народ расходится. На стене в массивной раме – «Моление о чаше». Перед ним стол, накрытый клеенкой. На клеенке батон, слоеная булочка, кучка дешевых конфет, несколько печеньиц, банка сгущенки, банка варенья, яблоко, луковица. Для кого приготовлен этот «сухой паек»? Для Бога?

Жил в этом доме с окнами на кладбище, но был великим оптимистом. Правда, похоронили его на другом кладбище – на этом места для него не оказалось.

Получил в фотоателье фотокарточки пани Боровской и долго-долго с наслаждением их разглядывал. Хороша, негодница! И как это матушке-природе удается создавать таких женщин!

Апухтин-то, однако, и впрямь недурен! Отменнейшее стихотворение – «Греция». Пятерка! Чистая пятерка, без минуса!

Да и в прочих стихах есть немало волнующего.

Если глядеть на мою жизнь с позиций экзистенциализма, то она выглядит вполне безупречно, то есть вполне экзистенциально – я постоянно чем-то озабочен.

Вспоминая нынешнюю свою жизнь на том свете, я напишу такое стихотворение:

Она улыбалась,
говорила мне «милый»
и была
безумно хороша.
А я не улыбался,
ничего не говорил,
но был
смертельно влюблен.
Ей было
за тридцать,
А мне —
за пятьдесят.
Мы были смешные
Немножко.
А может быть,
и не смешные —
Как посмотреть.

В зрелые годы, имея некоторый опыт общения с женщинами, приятно размышлять и писать об этих загадочных существах, которые на протяжении всей истории не дают покоя мужчинам.

В «Зеленых берегах» я поделился своими впечатлениями от женщин с читателями обоего пола. И это понравилось читателям обоего пола. Какому полу понравилось больше – трудно сказать. Кажется, всё же – мужчинам.

Фантастичность жизни моей под стать фантастичности XX века. Сплошная, непролазная фантастика.

Заболел. В моей ситуации это звучит курьезно – давно ведь уже болен неизлечимо. Но ко всему прочему заболел еще чем-то, кажется, гриппом. Нестерпимый насморк. Столь же нестерпимый, мучительный кашель. Боль в груди (не та, что от стенокардии, а другая). Температура – 38 градусов.

Лежу на тахте и в тысячный раз вглядываюсь в свои картины, в их жутковатые, не сулящие ничего доброго пространства. Лежу, покорившись судьбе, и жду, что будет дальше.