Теперь он придал расставанию с Имоджен новый смысл: их отношения вовсе не закончились, а только начинались – его ждало испытание, которое нужно выдержать, чтобы обрести истинную и величайшую любовь. Его мысль пустилась по пути куртуазного романа. Подобно изгнанному рыцарю, он столкнётся с опасностями и соблазнами, преодолеет уготованные судьбой проверки и вернётся победителем, доказав свою добродетель. «Если мы с Имоджен снова будем вместе, уверен, мы будем ценить друг друга ещё больше». Пол был готов продемонстрировать прочность своих чувств и завоевать благосклонность своей дамы. «Во второй раз всё будет намного лучше».
Я ощутил, как у меня в груди ухнуло сердце, и ясно осознал всё значение фразы «сердце не на месте». Неслучайно слова «неисправимый» и «романтик» так часто употребляются вместе. Скажу больше: одно подразумевает другое. Устоявшиеся фразы и клише порой бывают очень информативны, поэтому даже на начальной стадии в терапии Пола я довольно мрачно глядел в будущее.
На следующий сеанс Пол пришёл растрёпанным и помятым. Лицо бледное, подбородок покрыт щетиной.
– Как же мне тяжело без неё.
– По чему именно вы скучаете больше всего? – спросил я.
Пол нервно переплёл пальцы – такого рода переплетение говорило о патологии.
– Не хочу быть превратно понятым, но я бы сказал, по сексу. Потому что секс с Имоджен – не просто секс, а что-то большее. Всегда было такое ощущение… – Он нахмурил брови, пытаясь подобрать верные слова, но тех словно не существовало ни в одном языке. – Наверно, прозвучит странно, но ощущение было такое… будто я где-то в другом мире, вне времени и пространства. Мы могли проводить в постели целые выходные, и, казалось, ничего иного вокруг не существует.
– Вы часто думаете о смерти? – спросил я.
Мой вопрос сперва удивил Пола, но затем он быстро смекнул, к чему я спрашиваю. Он улыбнулся и тихонько крякнул.
– По правде сказать, да, часто. – Он мрачно усмехнулся. – Даже в детстве задумывался. Я вообще был мрачным ребёнком. Моя мать повторяла мне: смерть ещё не скоро, в твои года тебе не стоит о ней думать. Но её слова меня не утешали. Я уже тогда чувствовал избитость фраз, которыми обычно отмахиваются от неудобных вопросов.
– Ваша семья была верующей?
– Нет. И мать, и отец – атеисты.
– А вы сами – вы никогда не испытывали симпатии к религиозным учениям?
– Нет, слишком уж все они неправдоподобны. В религии я никогда не находил ответов. А жаль, потому что, если честно, мне бы хотелось во что-нибудь верить…
Но на самом деле Пол и так уже верил. Истово верил. Он верил в любовь.
Древнегреческий философ Эпикур утверждал, что у всех наших тревог и печалей есть один общий корень: страх перед смертью. Его взгляд разделяют сторонники экзистенциальной психотерапии – постфрейдистского подхода, получившего широкое распространение и оказавшего значительное влияние в 1940-е и 1950-е годы. Экзистенциальная терапия строится вокруг поиска смысла для каждого отдельного человека, потому что во Вселенной нет какого-то общего, универсального смысла. Мы сами должны решать, что нам важно, а что нет.
Любовь придаёт жизни смысл. А секс, дарующий некое подобие вечной жизни через потомство, ослабляет (пусть и на время) два сильнейших экзистенциальных ужаса: одиночество и смертность. Сексуальное единение притупляет боль одиночества, а психотропные вещества, попадающие в кровь во время возбуждения, выбивают нас из временного потока и даруют ощущение всемогущества и бессмертия. Переживая благостное исступление оргазма, мы неподвластны смерти. Пол видел Имоджен идеальной, так как её идеальность давала защиту. Любовь делала его бессмертным.
Мне только-только минуло шестнадцать лет, когда я сидел в классной комнате колледжа и слушал преподавателя, читавшего нам «Стихи в октябре» Дилана Томаса. Начинались они строчкой: «Земную жизнь пройдя до тридцати». Когда учитель дочитал их до конца, он задал вопрос: «Почему до тридцати? Какой смысл тут скрыт?» Я не знал. Я не очень-то понял сами стихи. «Видите ли, – сказал наш преподаватель, – тридцать лет – это такой возраст, когда приходится смириться с неоспоримым фактом, что вы уже одной ногой в могиле. Именно в тридцать вы осознаёте, что смерть неизбежна».
Полу был тридцать один год.
– Я сделал кое-что и, похоже, напортачил.
– Что именно вы сделали?
– Я позвонил Имоджен. – Пол сжал губы так сильно, что они побледнели. Прошло несколько секунд, прежде чем он продолжил рассказ: – Я хотел узнать, как она переживает наше расставание. Ведь прошло уже несколько недель, и я подумал, что она станет, ну, более разговорчивой, захочет обсудить случившееся. – Он едва заметно покачал головой, его жест больше походил на дрожь. – Но она не захотела говорить. Она сказала, что ей жаль причинять мне боль, но ей больше нечего мне сказать. Я пытался поддержать разговор, попросил объяснить, что я сделал не так и как мне всё исправить… – Пол содрал заусенец. – Когда я положил трубку, я сердился на себя.
– Почему?