Неизлечимые романтики. Истории людей, которые любили слишком сильно

Психоаналитики рассматривают идеализацию как защитный механизм. Она упрощает окружающий мир и тем снижает тревожность, которую испытывают люди, сталкиваясь с противоречиями и сложными проблемами. В идеализации всегда есть элемент отрицания – ведь, чтобы увидеть другого человека идеальным, нужно закрыть глаза на его недостатки. Мы в некотором роде «расщепляем» человека надвое и отбрасываем ту часть, которая нам не по нраву. Термин «расщепление» ввела Мелани Кляйн – одна из первых психоаналитиков, занимавшаяся лечением детей. Она приносила с собой на сеансы игрушки и интерпретировала игру ребёнка.

Согласно Кляйн, расщепление начинается с первых дней жизни, когда самым значимым событием в жизни младенца является кормление и мать для него предстаёт не как отдельная личность, а как пара грудей. Иногда молоко течёт, и малыш испытывает блаженство (состояние, предшествующее экстазу, который испытывает влюблённый человек); иногда же молока не так много или ещё хуже – его нет, и тогда ребёнок испытывает чувство гнева и отчаяния. Он не понимает, что хорошая, полная молока грудь и плохая, пустая грудь принадлежат одному и тому же человеку. Со временем ребёнок подрастает и уже может осознать и принять истину. Хорошая и плохая грудь – часть его матери, вот такая жуткая и непростая смесь добра и зла, которую никак не переделать.

Способность ассимилировать многогранность других людей – черта, присущая зрелой личности; она также является обязательным условием для формирования самобытных и крепких отношений. Некоторые люди, влюбляясь, возвращаются в детство и продолжают избавляться от тревожных переживаний с помощью расщепления. Положительные черты восхваляются, а отрицательные – отвергаются. Таким образом влюблённый мужчина может увидеть искажённую реальность, и самая заурядная женщина представится ему настоящей богиней.

– Вы когда-нибудь спорили с Имоджен?

Пол окинул взглядом комнату, словно ответ был написан где-то на стенах.

– Нет, не особо, – наконец ответил он.

– Под «не особо» вы подразумеваете…

– Иногда у нас случались разногласия. Мы много о чём разговаривали: о политике, о живописи, о музыке. Имоджен имела исключительные взгляды на современное искусство, и некоторые из них казались мне слишком уж радикальными. Но мне нравилось то, с каким жаром она обсуждала данную тему.

– За всё то время, что вы встречались, она никогда не говорила ничего такого, что расстроило бы вас?

Мой вопрос заставил его задуматься.

– Она…

Но он оборвал себя. Пол не мог сказать ни слова против Имоджен. Даже сама идея критиковать её доставляла ему крайнее неудобство. Он откашлялся в кулак, и на лице его отразились удивление и опаска.

На идеализацию обратили внимание ещё задолго до психоаналитиков. Персидский врач Ибн Сина, живший в XI веке, считал её ключевым симптомом любовной лихорадки. Он старался убедить пациентов взглянуть на своих возлюбленных более трезвым взглядом, подвергая сомнению их стойкие убеждения; примечательно, что схожий подход используется в когнитивной терапии и по сей день. Когда дело касалось влюблённых мужчин, Ибн Сина вдобавок использовал метод конфронтации, демонстрируя бельё их возлюбленных, перепачканное менструальной кровью. Цель метода заключалась в том, чтобы пациент увидел в своей возлюбленной реального, земного человека, а идеальный образ в его голове пошатнулся. По сути, Ибн Сина пытался подвигнуть пациентов на целебную ассимиляцию переоценённых и отвергнутых частей.

Я продолжал испытывать идеализацию Пола на прочность, задавая осторожные вопросы, однако Имоджен была возведена на недосягаемо высокий пьедестал. Все мои усилия попросту разбились о защитные механизмы Пола.

– Я так сильно люблю её. – Он опустил локоть на подлокотник кресла и уронил голову на ладонь. В его позе читалась какая-то одержимость. Казалось, что он пародирует Гамлета или Байрона. – У неё просто обязаны быть какие-то чувства ко мне…

– Почему вы так считаете?

– Потому что так должно быть.

– Потому что вы любите её…

– Мы понимали друг друга.

– Я знаю, насколько для вас всё это болезненно, но порой любовь – какой бы глубокой она ни была – не взаимна.

Пол поднял голову и метнул на меня такой взгляд, будто я только что сказал непереносимую для него ересь. Я посягнул на его святейшую догму: если любить человека достаточно сильно, то любовь будет взаимной. Такое убеждение представляет собой частный случай более обширной аксиомы, которую социальные психологи называют гипотезой справедливого мира: человек заслуживает то, что получает, и получает то, что заслуживает. Однако мир несправедлив. Нет таких невидимых сил, отвечающих за восстановление морального равновесия, и искренность чувства не гарантирует того, что это чувство будет принято.

Я выдержал осуждающий взгляд Пола.

– О чём вы думаете? – поинтересовался я.

Черты его лица смягчились, а глаза затуманились.