– Я чувствовал, что мы так близки… ещё никогда и ни с кем я не ощущал такой близости. После того как мы впервые занялись любовью, я держал её в объятьях и – до сих пор помню – чувствовал, что всё так и должно быть. Наши тела были словно созданы друг для друга, как две половинки.
Если вспомнить древнегреческий миф о создании человека, рассказанный Платоном, люди некогда были двухголовыми существами с восемью конечностями и делились на три пола: мужской, женский и гермафродитский. Зевс разгневался на людей за их гордыню и разделил на две равные половинки, и в итоге все люди стали двуногими – такими, как мы теперь. После того давнего наказания людей постоянно преследует чувство неполноценности, которое возможно преодолеть, лишь соединившись с утерянной половиной. Данное сказание не только созвучно нашей жажде романтической любви, оно ещё даёт закономерное объяснение гомосексуальности, гетеросексуальности и лесбиянству. Миф Платона описывает то же самое блаженство, о котором рассказывал Пол: чувство единения через секс и объятья, – и тем даёт понять, что древняя и современная цивилизации не так уж и разнятся. Но, похоже, жажда полноценности идёт на убыль, как только миф и эволюция сталкиваются с появлением на свет детей. После того как рана, нанесённая Зевсом, исцелена, любовные страдания сменяются более насущными делами, такими как оплата счетов, ведение домашнего хозяйства, проводы детей в школу и попытки наконец-то выспаться.
– Я уверен, что Имоджен до сих пор любит меня, – продолжал Пол. – Думаю, она просто в растерянности. Я знаю, что где-то в глубине её сердца осталось ещё что-то… какая-то связующая нить. Возможно, наши отношения были слишком стремительными. Знаете, слишком много всего и слишком уж скоро. На Имоджен обрушилась слишком большая лавина чувств. Так ведь бывает, правда?
– Вы убеждены, что она вас любит. Но откуда эта уверенность?
Пол дал мне пару иррациональных ответов, поэтому я продолжал настаивать:
– Откуда вы знаете, о чём думает Имоджен?
– Ну, понимаете, мы с ней на одной волне, и я так чувствую.
Я решил уточнить. Пациент, страдающий от синдрома Клерамбо, сказал бы, что он обладает определённым знанием о том, что думает его возлюбленная. К счастью, оказалось, что Пол не страдает бредовым расстройством.
– Конечно же, я не могу утверждать наверняка, – признался он. – Ясное дело, что у меня нет таких способностей. Но ведь когда знаешь человека довольно долгое время, можно понять, о чём он думает. – Он махнул в мою сторону прямым указательным пальцем, будто протыкая. – И одно я знаю наверняка: я могу сделать Имоджен счастливой. Если она только даст мне чуть больше времени, ещё один шанс…
– Она высказалась вполне однозначно, разве нет? Она не хочет продолжать отношения.
Мой ответ был слишком резким, слишком прямым, и моя несдержанность заставила Пола отчаянно хвататься за любое спасение. Он увидел надежду в более широком, философском взгляде на проблему.
– Может быть, всё произошло не просто так, – произнёс он, – и на всё есть своя причина. Говорят, тяжкие испытания посылаются нам, чтобы сделать нас сильнее.
– Ницше, – отозвался я и тут же пожалел о сказанном. Не было никакой нужды называть автора данной максимы, если не считать моего желания потешить собственное самолюбие.
Как-то я обедал в больничной столовой с одним пожилым и очень известным психиатром. Он был настолько опытен и знаменит, что в его честь назвали отделение в одном крупном медицинском учреждении, а его образ использовался в фильме, удостоенном награды. Но сам он был непритязательным, отзывчивым и очень скромным человеком. Он только-только вышел из палаты, навестив свою госпитализированную пациентку и её мужа. «О боже, – выдохнул он. – Всё прошло совсем не так, как я надеялся. Сегодня она была очень печальна, поэтому я подумал, что стоит привести пару полезных, поднимающих дух аналогий. Я принялся рассказывать о битве за Англию и Черчилле – а затем о Сицилийской операции, – и так увлёкся повествованием, что напрочь забыл, где я. Бедная женщина подумала, что я сошёл с ума. А её муж попросту лишился дара речи». Когда я вспоминаю собственные похожие ошибки, эта история становится мне утешением.
– Что? – Пол чуть подался вперёд.
– Ницше, – повторил я. – Философ…
– Да, – ответил он с раздражением, – я знаю, кто такой Ницше.
– Всё, что нас не убивает, делает нас сильнее.
– Да, да… – Похоже, цитата придала Полу сил, и он приосанился. – Если мы снова сойдёмся, я стану сильнее, стану лучше. Во всех этих мучениях должен быть какой-то смысл, какая-то цель.