Неизведанный Рим. Легенды и секретные места Вечного города

Хоть руки и ноги мраморный инвалид и потерял за прошлые века, но язык остался при нем. И он оказался настолько острым, что доставлял немало беспокойства правящим верхам в Ватикане. Казалось бы, какой-то невзрачный обломок, спрятанный в углу площади. Но все видит, слышит, все про всех знает и не стесняется об этом заявлять во всеуслышание.

Почему к статуе прилепилось прозвище Пасквин, тоже никто не знает.

В народе ходят легенды, что так звали некоего римлянина (трактирщика, брадобрея, портного, сапожника – подставьте свое), жившего неподалеку. В зависимости от варианта профессии рассказывают, что то ли он, то ли его помощники любили высказаться без всякой цензуры о папах римских и кардиналах. Многие пытались соотнести язвительный голос Пасквина с живым персонажем из плоти и крови. Но безуспешно.

Впрочем, традиция пасквилей (анонимных листовок с критикой власти) существовала задолго до появления Пасквина в качестве доски народной сатиры.

Но официально «карьера» Пасквина как народного пресс-секретаря началась с записки 13 августа 1501 года. «Говорящая статуя» пророчила кончину папе римскому Александру VI Борджиа, которого в городе никто не жаловал.

Анонимный автор умело играл словами, что наводило на мысль о причастности к академическим кругам.

Университет La Sapienza был отсюда в двух шагах, так что шутки студентов или профессоров вполне могли найти выражение в пасквинском творчестве.

Еще до того, как статуя превратилась в главного городского ворчуна и критика, одной из ее ролей было «председательство» на литературных конкурсах римских студентов. У Пасквина даже появился собственный праздник – 25 апреля, день св. Марка. День выбрали не просто так.

До появления «говорящей статуи» в эту дату организовывали религиозную процессию из соседнего прихода S. Lorenzo in Damaso. Шествие следовало по всему району Парионе, завершаясь у дворца Орсини. В этом месте их уже поджидали студенты Сапьенцы, желающие присоединиться к празднеству. Они распевали стихи на латыни и устраивали типичный молодежный разгул.

Пасквин добавил колорита в праздник 25 апреля.

Теперь поэмы посвящали ему, а гуляние переместилось к мраморному торсу, переодетому героем античных мифов или языческим божеством.

Смесь христианских и языческих обычаев ничуть не смущала ни римлян, ни ватиканскую власть. Даже наоборот – аллегории с античностью прекрасно ложились на современную политическую повестку.

В 1512 году Пасквина нарядили Марсом, богом войны, чтобы пошутить на тему завоевательных амбиций папы Юлия II. Через год статуя предстала в образе Аполлона (надежда на мир с приходом нового папы Льва X), а годом позже – Меркурия, бога торговли. Это был намек на возрождение финансов и благосостояния после войн предыдущих лет. У Пасквина было еще много образов, которые так или иначе отражали политику пап.

Вокруг этой темы и крутились все анонимные сочинения (пока еще без грубой антицерковной сатиры), которые университетский персонал вешал на пьедестал.

Но все равно требовалась твердая рука, чтобы вовремя остановить праздничный беспредел, который рисковал перетечь в уличные драки и слишком жесткую критику правящих кругов.

На праздники Пасквину назначался «секретарь» в лице кардинала (а иногда не брезговал и сам папа). Он выполнял одновременно роль спонсора торжеств и контролера морали. По окончании праздника самые удачные афоризмы Пасквина собирали и печатали в сборниках.

Очевидно, что в начале пасквили были вполне официальным каналом народного самовыражения. Но очень скоро ситуация вышла из-под контроля.

Римлянам не хватало одного апрельского праздника, чтобы высказаться на наболевшие темы. Поэтому, разумеется, Пасквин не молчал и остаток года. «Легальный пасквинизм» (одобренный папским кругом) все больше замещался «подпольным».

Постепенно градус сатиры нарастал, и папы уже никак не могли на это повлиять.

Во время одобренного Ватиканом праздника Пасквин становился папским слугой – пел дифирамбы понтифику и кардиналам. Допускалась легкая ирония к власти в виде прививки против нелегальных листовок, которые анонимно развешивались по городу. Все оставшееся время до следующего 25 апреля на пьедестале процветала колкая критика в адрес Святого престола. Доставалось всем и за каждый проступок: покровительство родственникам при назначении на высокие посты, интимные связи вопреки целибату и прочие погрешности. Вот такой парадокс. Голосом Пасквина разговаривало немало известных римских поэтов.

Передать слово анонимной мраморной глыбе – гениальное решение в условиях, когда за неповиновение или критику власти можно было лишиться головы.

Одним из самых активных авторов за спиной «говорящей статуи» был тосканец Пьетро Аретино. Его литературный почерк все узнавали моментально. Так что ни для кого не было секретом, кто развязал переполох вокруг выборов папы римского – конклава 1522 года.

Пасквин стал инструментом ожесточенной борьбы за ватиканский трон.