Неизвестная пьеса Агаты Кристи

Она резко отвернулась к окну, а когда вновь взглянула на Женю, ее глаза странно блестели.

«Что-то происходит, — подумала Женя с невольной жалостью. — С Эммой что-то происходит. Для нее все это не так просто. Шпионаж… тьфу, глупо как. Но терзает ее отнюдь не совесть. И почему мне кажется, что к Грушину это тоже не имеет никакого отношения? Тут что-то совершенно другое».

— Ну и Лева звонил, — сообщила наконец Эмма. — Только ты уехала — тут как тут, образовался в телефоне. Я ему сказала, что твоих хабаровских координат пока не знаю, если ему надо, пусть звонит на сотовый. Звонил?

— Не-а, — легко бросила Женя, только сейчас вспомнив, что как забыла в первый же вечер телефон у Олега дома, так и забрала его, даже не проверив входящие.

— Хо-хо-хо, — протянула проницательная Эмма. — Леший в лесу сдох, что ли? Что я вижу, а?! Неужели ставить на сурового таежника? Я же тебе говорила, говорила же я тебе, что только на Дальнем Востоке можно встретить настоящего мужчину!

Она засияла и вдруг сделалась до такой степени похожей на прежнюю Эмму, которая любила учить жить бедненькую Женечку, что у той на миг тоже повлажнели глаза. Но только на миг — пока не возник вдруг в памяти обугленный балкон на восьмом этаже и мертвенное лицо Корнюшина в слабом мерцании свечей.

— Слушай, я вот что хотела у тебя спросить, — встряхнулась Женя. — Ты ведь всю жизнь в Нижнем прожила, окрестности хорошо знаешь?

— Неужели! — кивнула Эмма. — Еще когда здесь «Дорпроект» был, пришлось помотаться по области — будь здоров.

— Вот представь, — вкрадчиво продолжала Женя. — Гора, озеро, лес, в трех километрах деревня. Это где может быть?

Эмма взглянула на нее, как на полоумную.

— Примерно в пятидесяти местечках. Или в шестидесяти. Ты что, ищешь, где пикник устроить?

— Я ищу одну свою знакомую, — сказала Женя, принимая самый неестественный вид. — То есть… мамину бывшую подругу. Она уехала, живет теперь в деревне, а адреса не оставила. Вернее, мама мне сказала где, а я забыла, а мне нужно срочно…

— Перезвони маме да спроси, — предложила Эмма. — Озер много, деревень еще больше.

— О! — хлопнула себя по лбу Женя. — Там еще звероферма рядом!

— Лисья, что ли? — Эмма сморщила нос. — Господи, как от них воняет — спасу нет.

— Лисья, точно! — возбужденно согласилась Женя. — Воняет, да…

Какое мерзкое слово. Не скоро оно перестанет ассоциироваться с приглушенным, задумчивым голосом Сидорова: «Если бы товар сгорел, воняло бы паленым…»

— Эй, ты что? — окликнула Эмма.

— А что? — Женя слабо провела рукой по лбу, отгоняя еще одно воспоминание: как она отдернула ногу, чтобы Сидоров не ткнулся в нее лицом.

— Слышала, что я тебе говорила, или нет? Лисиц на Солохиной горе разводят. Точно, там и озерко есть, и гора эта самая.

— Это где же такая? — совершенно искренне удивилась Женя. — Сроду не слышала.

— Да рядышком, — усмехнулась Эмма. — Часа два, ну, два с половиной к Арзамасу. За поворотом на Воротынец.

Когда Женя уже была в дверях, в приемной зазвонил, запел сигнал мобильного. Она обернулась и увидела, какое странное выражение мелькнуло на лице Эммы. Страх, обреченность, жалость… Эмма сидела, потерянно глядя на телефон, словно считала звонки. Четыре… пять… шесть… Потом, словно спохватившись, нажала сброс. Звонки стихли. Эмма резко отвернулась к окну…

Женя осторожно прикрыла дверь.

Она собиралась спуститься на лифте, но так задумалась, что пошла пешком. Еще на третьем этаже снизу начал доноситься шум и гвалт, а на первом и вовсе бушевал настоящий базар.

Уже виденные сегодня Женей уборщицы, сантехник, слесарь и примкнувший к ним вахтер обступили толстого вальяжного дядьку с тщательно уложенными седыми волосами. Рядом кучковались еще несколько мужчин. Среди них Женя увидела Грушина и директоров еще двух-трех частных лавочек, поселившихся в этом здании — редактора газетки, владельца компьютерного центра… Все они, как и Грушин, трясли какими-то бумагами и пытались перекричать нападающих.

Олега среди них не было. Женя оглянулась и увидела его в стороне, возле прилавка с прессой. Однако на газеты Олег не обращал внимания, а смотрел сквозь стеклянный тамбур на серенький унылый день за окошком — смотрел, как показалось Жене, с отвращением.

— У нас конец августа всегда такой дохленький, — сказала она, став рядом. — Зато сентябрь в основном замечательный, и октябрь, и зимой тепло… ну, относительно тепло!

«И вообще, мне очень понравился Хабаровск…» — хотела еще сказать она, но не сказала.

Олег улыбнулся, быстро обнял ее, притянул к себе, но тотчас отпустил. А в глазах продолжало светиться нечто, заставлявшее Женю вдруг задрожать, как от прикосновения.

— Ты забыла: я довольно долго жил в Нижнем. Тебе Грушин не говорил? Отец работал здесь года два, читал курс лекций по ветеринарии в сельхозинституте. Давно, конечно, это было. Я здесь школу заканчивал. Мы с Грушиным тогда и познакомились, соседями были. Так что и климат нижегородский мне знаком, и некоторые окрестности — особенно всякие там зверосовхозы.

Он лукаво прищурился, и Женя ахнула:

— Ты догадался, где Аделаида прячется?