Исследователей удивляет то обстоятельство, что Дадд создавал свои полотна в условиях, далеких от тех, которые необходимы для нормальной творческой работы. Один из свидетелей творчества Дадда писал: «Он ткал свои волшебные фантазии на холстах среди самых отвратительных разговоров и самого грубого поведения. Как это ему удавалось, до сих пор остается загадкой!»
О некоторых моментах из жизни Ричарда Дадда рассказал в своих воспоминаниях Чарлз Худ, с 1852 года пребывавший в должности старшего врача Бедлама. Так, в одной из записей говорится следующее: «В течение нескольких лет после его поступления к нам он считался одним из самых буйных и опасных больных. Время от времени безо всяких видимых к тому причин он вскакивал на ноги и начинал молотить воздух кулаками. Он объяснял, что какие-то духи все еще овладевают его волей и заставляют тело делать то, чего он не хотел бы. Когда он заговаривает о своем преступлении, он явно возбуждается, уходит в сторону от темы, и речь его часто становится непонятной. Он очень эксцентричен и вовсе не обращает внимания ни на какие приличия – как в своих действиях, так и в словах. Он представляет собой самое что ни на есть животное существо, объедаясь до такой степени, что его начинает тошнить.
Несмотря на все эти отталкивающие черты, он может быть в то же время весьма тонко чувствующим и приятным собеседником, обнаруживая в разговоре наличие яркого и наблюдательного ума, весьма изощренного в тонкостях своей профессии, в которой он все еще сияет и, вне всякого сомнения, достиг бы больших высот, если бы не эти печальные обстоятельства».
10 января 1860 года Худ делает следующую запись: «В симптомах заболевания этого человека не произошло никаких изменений… Он все еще развлекает себя с помощью своей кисти, но стал медленнее в работе. Он очень мало общается с другими пациентами, но обычно сдержан в отношениях с ними и ведет себя вполне прилично. Ум его полон “делюзий” (то есть ложных верований, если не сказать галлюцинаций).
То же можно было сказать и о его брате Джордже, который попал в Бедлам через два дня после гибели отца. Джордж часто отказывался ложиться в свою постель, “охваченную, – как он считал, – пламенем”. А однажды он каким-то чудом бежал из госпиталя и явился домой в голом виде. Таким образом, можно предположить, что оба брата страдали наследственным заболеванием, которое проявилось, как только для него возникла подходящая почва».
В 1857 году условия содержания Дадда были улучшены в связи с тем, что он «в течение многих лет не проявлял буйности». Худ писал, что Ричарда было очень трудно заставить работать, но когда тот все же начинал что-то делать, то «работал как лошадь: лучше всего ему давалось таскание угля».
«Порой, – продолжает Худ, – Ричард устраивал для лечащего персонала госпиталя настоящие концерты. Он знал наизусть множество пьес Шекспира. Ричард также играл на скрипке, вспоминая мелодии, разученные им еще в далеком детстве. И при этом его прозвали тигром за манеру буквально набрасываться на пищу».
В 1864 году Дадда из Бедлама перевели в другой госпиталь для психически больных – в Бодмор. И здесь он тоже брал в руки скрипку и исполнял короткие музыкальные пьески, а также рисовал декорации для спектаклей. При этом часть из них сохранилась до наших дней.
С годами психическое состояние Дадда все более и более ухудшалось. Сдал он и физически. Его здоровье постепенно подтачивал туберкулез. Тем не менее художник продолжал рисовать: некоторые его акварели созданы в 1883 году. В октябре 1886 года его начали мучить приступы кашля, сопровождаемые кровавой рвотой. А через месяц гений из Бедлама отошел в мир иной. Ему было почти семьдесят лет.
Эпилепсия Достоевского Ф. М.
В 1881 году в журнале «Новое время» была опубликована статья С.Д. Яновского «Болезнь Ф.М. Достоевского». Автор писал: «Покойный Федор Михайлович Достоевский страдал падучей болезнью еще в Петербурге, и притом за три, а может быть, и более лет до ареста его по делу Петрашевского, а следовательно, и до ссылки в Сибирь».
Однако, прежде чем подробно останавливаться на этой болезни Достоевского, необходимо уделить хотя бы краткое внимание другим особенностям личности этого писателя. При изучении этого вопроса сразу бросается в глаза тот факт, что большинство исследователей выделяют в характере писателя ряд негативных черт.
Так, например, некоторые исследователи отмечают, что уже в ранние годы у Достоевского отмечались садистские наклонности: например, он «сек» лягушек березовым прутом. И, возможно, это была одна из любимых забав Федора.
Любовь Достоевская вспоминает, что «ее отец за несколько лет до заключения страдал тяжелейшими истерическими симптомами. Он избегал общества, целый день бродил по улице, громко разговаривал сам с собой и почти не мог работать».