Оказывается, Байрон тоже был эпилептиком. И любое сильное волнение вызывало у него приступы падучей. Впервые же судорожный припадок случился с ним в 16 лет. Затем был приступ в театре во время представления пьесы итальянского драматурга Альфьери Витторио «Мирра». Особенно же частыми стали припадки в годы его пребывания в Греции.
Приступы часто обострялись, если с поэтом случались серьезные неприятности. Например, когда был объявлен поход в Лепанто, где находилась вражеская крепость, поэта охватил сильнейший припадок, во многом похожий на эпилепсию. Впоследствии Байрон говорил, что этот приступ был тяжелейшим в его жизни.
Вообще же Байрон относился к типичным аффективным эпилептикам. За это свойство характера современники и даже врачи считали его «сумасшедшим и опасным для окружающих». В целом же резкая смена настроения делала его невозможным в общежитии человеком…
Страдал эпилепсией и французский писатель Гюстав Флобер (1821–1880). О том, какие тяжелые припадки испытывал Флобер, очень наглядно описал один из его друзей. «Еще до того, как ему минуло 22 года от роду, Густав заболел тяжелым недугом, который в известном смысле приковывал его к неподвижности. Эта же болезнь обусловливала в нем те странности, которые часто приводили его знакомых в неожиданное удивление.
Часто я лично вынужден был присутствовать при этих ужасных припадках. Они всегда наступали одинаково и протекали с одинаковыми сопровождающимися явлениями. Густав внезапно, без всякой причины поднимал голову и делался совершенно бледным; его взгляд был полон страха… он говорил: в левом глазу у меня пламя… Через несколько секунд пламя уже в правом глазу: все блестит ему, как золото. Это своеобразное состояние иногда длилось несколько минут». Эпилептиками были также Диккенс и Блок.
В объятиях демона
Почему талантливейший человек однажды погружается в пучину умопомрачения, сказать почти невозможно. Уже потом, спустя какое-то время, возникает множество самых разных, порой противоречивых предположений, с помощью которых биографы и люди, близко знавшие несчастного, пытаются хоть как-то объяснить произошедшее. И тогда в качестве версий может появиться и какая-нибудь детская выходка, строго наказанная отцом, и отвергнутая любовь, и болезнь, и… словом, множество других причин, из которых при должной фантазии можно воссоздать все, что угодно…
Болезнь проникла в сознание русского художника Михаила Александровича Врубеля в 1902 году, когда им уже были написаны почти все произведения. Особенно много сил он отдал «Демону». Казалось, художник находится на пике творчества.
Но с весны 1902 года по завершении работы над очередным «Демоном» начинаются последние, трагические годы жизни художника, годы его душевной болезни. Как раз в это время он поступает в психиатрическую клинику 1-го Московского университета. Его психика постоянно находится в чрезмерном возбуждении. В этот же период его преследует мания величия: например, он считает себя императором или великим музыкантом. Иногда Врубель утверждает, что его голос – это хор голосов…
В дальнейшем болезненное состояние усугубляется бредом отрицания собственного «я»: его самого нет, он даже не жил или у него нет рта, желудка, мочевого пузыря. Правда, течение болезни прерывалось двумя проблесками в его затуманенном сознании. Первый раз это произошло в феврале – мае 1903 года. Второй период был более продолжительным: с июня 1904 года по март 1905 года. А затем через год наступило быстрое ухудшение зрения, закончившееся его полной потерей.
В мае 1903 года судьба нанесла Врубелю еще один удар. Возможно, он и довершил процесс разрушения психики художника. Едва оправившись после первого приступа болезни, Михаил Александрович с женой и сыном поехал на Украину, в имение В.В. фон Мекка – богатого почитателя Врубеля. Но по дороге заболел и умер в Киеве его полуторагодовалый сын Савва. Обезумевший от горя отец опять почувствовал себя ужасно и сам попросил отправить его в лечебницу. Мог ли он тогда предвидеть, что никогда не излечится, сойдет с ума и ослепнет.
В лечебнице известного русского психиатра М.Т. Усольцева, где провел последние годы Врубель, он разрисовывал стены беспорядочными линиями и пятнами. Он также ваял из глины чудовищные и странные фигуры. Писал много автопортретов. Часто один портрет на другом.
Однако в светлые промежутки болезни он делал натурные рисунки, которые заслуживают высокой оценки. Видимо, это и дало повод Усольцеву сказать, что как человек Врубель был «тяжко больным, но как художник он был здоров, и глубоко здоров». Об этом говорят, например, и портрет В.Я. Брюсова, созданный художником в 1906 году, и написанное в том же году полотно «Видение пророка Иезекииля».
Врубель не дошел до полного развития болезни, до распада личности. Он убил себя умышленной простудой, открыв в сильный мороз форточку. За ней последовали воспаление легких и скоротечная чахотка, от которых художник и скончался 1 апреля 1910 года в Санкт-Петербурге.
Он не любил людей