Когда наши войска освободили Чернигов, мама прислала мне из Ленинграда вызов. Чтобы меня, 11-летнего парнишку, пустили в Ленинград, я должен был получить справку в райкоме партии, что я не сотрудничал с оккупантами. Я получил такую справку. Мама хотела за мной кого-то прислать, а мне не терпелось ее увидеть. Она прислала деньги, а тетка их от меня спрятала, но выронила. Когда я увидел деньги, то побежал на станцию и купил билет. И все думали, что я пропал. Я вместе с ранеными, в вагоне с выбитыми стеклами уже ехал в Ленинград. А мама-то не ожидала. Я приехал, нажимаю звонок и слышу мамин голос, два года его не слышал: «Кто там?» Я говорю: «Откройте». Тогда не открывали дверь, потому что это было опасно. Она потом рассказывала: «Слышу детский голос, думаю: если воришка, я с ним справлюсь». Открывает дверь, я кидаюсь ей на шею, а она – от меня! Она догадалась, что не тетка меня отправляла, а я сбежал: у меня не было ни одной пуговицы, вся моя одежда на резиночках и на веревочках держалась.
Школа. Поскольку в оккупации не было врачебного обслуживания, в школе меня привели в зубной кабинет и за один присест вставили 9 пломб, половина из которых вылетела на следующий день. Это был такой ужас, что больше я об этой школе ничего не помню. Потом я перешел в знаменитую школу Мэя. Там я полюбил точные науки – математику, физику, химию. В старших классах я уже изучал их по вузовским учебникам. Однажды я залез под стол в кабинете физики и оттуда помогал ученикам во время экзамена. Как-то мы залезли на крышу. Я собирался в телескоп смотреть на звезды, а мой друг решил, что смотреть в окна – интереснее.
4.
Поскольку родители работали, меня устраивали в детский садик, где надо было жить неделю, а на выходные меня забирали. Сколько мне было лет? Может пять. Мы ложились спать вместе: и мальчики, и девочки. У нас были чулочки и безрукавочка, к которой пристегивались резинки. И надо было обязательно сзади расстегнуть. Я всегда подходил к одной девочке и просил расстегнуть – это был знак любви.
Когда мы уже стали юношами, началось увлечение танцами и девушками. Такие страсти разгорались, любовь до гроба или, наоборот, измена. А я привык во время оккупации к игрушкам в виде пистолетов, ружей, самопалов. Я ходил стрелять в тир, на танцы не ходил. Меня приглашали, а я говорил: «Да что там, под музыку топтаться на одном месте, я лучше постреляю!» А папа мне сказал: «Хорошо, вот собирается общество, все будут танцевать, а ты начнешь стрелять?» Мы купили чудо техники – патефон с ручкой, с одной иголкой и пластинкой, на одной стороне «Рио-Рита», а на другой «Вальс под дождем». А когда наш знакомый сделал патефон с электрическим мотором, это было как ракета.
Можете представить радость моей мамы, когда в 9 классе я вернулся из цирка и заявил ей, что буду воздушным гимнастом. Целый год она отучала меня от этой мысли. Когда шли фильмы о танкистах, я, естественно, хотел быть танкистом, фильм о снайпере – я хотел быть снайпером. Всю войну мы стреляли, это было наше развлечение. Не по людям, конечно, стреляли по бутылкам, по банкам. До середины войны я хотел быть танкистом. Подбили немецкий танк, и я туда залез. Он был брошен немцами. Я закрыл за собой люк – темно, в смотровую щель ничего не видно. Нет, не буду танкистом. А в это время на поле сел самолет. Мы к нему побежали и я решил: буду летчиком. А потом стал читать научно-фантастические книжки о ракетах. Я решил стать ракетостроителем. Казалось, что космонавты появятся, когда мой сын или даже внук будет взрослым. А потом нам самим предложили попытаться пройти комиссию на космонавта. Крепкие ребята, спортивные перворазрядники – не прошли. А я прошел. Я долго не понимал, но потом понял, что меня не комиссия отобрала – война отобрала.
Андрей Дементьев
Андрей Дмитриевич Дементьев родился 16 июля 1928 в Твери. Окончил Литературный институт имени Горького. В 1981–1992 – главный редактор журнала «Юность», продолживший либерально-оппозиционную линию издания, начатую в период «оттепели» В.П.Катаевым. В 1990-е годы – представитель государственной телерадиокомпании РТР в Израиле. Известнейший русский поэт.
1.
Тверь переименовали в Калинин в 1928 году, в год моего рождения. Город этот совершенно удивительный. Когда я стал заниматься историей Твери, я поразился, сколько замечательных людей дала эта земля.