Неизвестные рассказы сыщиков Ивана Путилина, Михаила Чулицкого и Аркадия Кошко

– Если вы так убеждены, что скоро умрёте, тем неприятнее было бы для вас последние дни провести в тюрьме; но я, во-первых, уверен, что ваше здоровье поправится, а во-вторых, даю слово, что сделаю всё, что только от меня зависит, чтобы вас не судили. Поверьте мне, что вас судить не будут. Мне, собственно, и не нужен ваш ответ, где ребёнок. Я знаю, что вы с ним сделали. Я только прошу вас, ради вашей же пользы сказать мне, зачем вы это сделали.

– Вы знаете? – дрожащим голосом спросила Машенька.

– Да. Вот в этом саквояже, который висит на стене, вы вынесли из дома куски ребёнка и бросали их потом в снег. Вас возил кататься входивший сюда извозчик, который вас узнал.

Машенька испуганно отшатнулась. Иванов схватил графин с водой, налил воды в стакан и подал ей.

– Выпейте и успокойтесь. Говорите откровенно. Обещаю, что ваше признание останется между нами и вам не повредит. Я ожидал встретить совсем иное. Вы же мне крайне симпатичны, и мне только хочется выяснить лично для себя детали этого дела, тёмную сторону и, может быть, наказать настоящего виновного.

– Он уже наказан Богом.

Сбиваясь, путаясь и кашляя, Машенька откровенно рассказала свою невесёлую историю. Когда она дошла в своём рассказе до появления на свет ребёнка, она остановилась.

– Можете мне верить или не верить, как хотите, – начала она вновь свою исповедь, – но я говорю и буду говорить одну правду до конца. Когда я почувствовала приближение родов, я решилась скрыть их во что бы то ни стало. Я заявила прислуге, что уезжаю на неопределённое время, и отказала ей. Потом… Потом я ничего ясно не помню. Голова у меня помутилась; я хорошо не сознавала, что делала; ходила и делала, как во сне… Когда я опомнилась, ребёнок лежал мёртвый. Я собрала все свои силы и спрятала его в холодном чулане. Лежала без памяти… Потом была акушерка. Ей сказала, что родила в приюте… Мой мозг точно гвоздём сверлила мысль, не давала мне покоя – спрятать, уничтожить этого мёртвого свидетеля моего позора. Я боялась сойти с ума. Через несколько дней я, несмотря на страшную слабость, встала, оделась и решила взять его и куда-нибудь бросить. Когда я принесла его из чулана, я побоялась нести его на улицу. Была почему-то уверена, что меня поймают. Тогда я решилась… Теперь я этого ни за что не сделала бы! Это было ужасное дело! Меня била лихорадка, зубы стучали, руки дрожали… Была я как исступлённая, отчаянная и всё резала… Резала. Мне казалось, что ребёнок плачет, кричит… Что льётся кровь… А я всё резала и резала… Опомнилась только на улице. Тогда я придумала кататься на извозчике…

Машенька ослабела и задыхалась. Иванов, взволнованный рассказом, подал Машеньке опять воды и попросил её успокоиться.

– Мне теперь необходимо только знать фамилию этой компании, – сказал он.

– Когда хоронили, я узнала, что фамилия его была Тульский. Остальных не знаю, не спрашивала…

На следующий день Иванов был у судебного следователя.

– Ну что? Установили связь между делами? – спросил судебный следователь.

– Да, установил; но судить обвиняемую не будут. Её судить будут там. Она умирает. Прошу вас не вызывать её. Я привезу вам докторское свидетельство, удостоверяющее, что дни её сочтены. Все подробности и дознание я передам вам после её смерти. К этому времени я надеюсь пристегнуть к делу более интересную особу. Одну красавицу, которую я отправляюсь разыскивать.

Недели через две Машенька умерла.

XII. Старая знакомая

Теперь посмотрим, что поделывает вдова Тульская.

Ловко разыграв роль безутешной вдовы, не успевшей насладиться супружеским счастьем, она вместе с тётушкой исчезла из Петербурга.

Созревший было у неё вначале план – отдохнуть некоторое время в имении мужа – внезапно рушился. Через несколько дней после похорон к ней явился приехавший из провинции один из братьев мужа. Как искусная актриса, с криком радости и слезами на глазах она бросилась было к нему, но тотчас же отшатнулась.

– Меня не обманете. Я не брат, – холодно проговорил пришедший.

– Я вас не понимаю.

– Зато я вас понимаю отлично. Брат накануне своей свадьбы написал мне письмо, в котором объяснил, что он женится на вас потому только, что дал слово. Он вам не доверял и писал, что он будет счастлив только в том случае, если его подозрения разрушатся, и не станет больше жить, если его мрачные предположения подтвердятся. После того что случилось, советую вам не делать ни малейшей попытки войти в какие бы то ни было отношения с нашей семьёй. Мы вас не знали и знать не хотим. Я и пришёл только затем, чтобы предупредить вас об этом.

Проговорив эту тираду, брат Тульского сухо поклонился и ушёл.

Тульская готова была выцарапать ему глаза, но сдержалась. Она поняла, что вообще заявлять о каких бы то ни было своих правах теперь несвоевременно. Через несколько дней после этого визита она уехала вместе с Валерией Францевной в Одессу.

Южный ли климат или сами одесситы ей не пришлись по вкусу – неизвестно, но только месяцев через семь мы опять встречаем её в Петербурге. Теперь она жила уже не с тётушкой, а с дядюшкой.