Угнетённый вид дочери, слёзы, обморок и несколько сотенных! Всё это подсказывало матери о позоре и несчастье дочери.
Подняв со скорбью глаза к иконе, она тихо опустилась на колени…
Проснувшись рано утром, Машенька с ужасом стала вспоминать о своём поступке. Она чувствовала, что совесть не даст ей покоя, замучает её окончательно. Затем её стала беспокоить мысль о том, что ей сказать матери. По-видимому, она не удовлетворилась её объяснениями. Что придумать?! Не дай бог, если она что-нибудь узнает. У неё ведь болезнь сердца. Вдруг она вспомнила о полученных деньгах. Она быстро вскочила и осмотрелась. Платья её не было. «Что я скажу матери, если она найдёт деньги?» – болезненно пронёсся вопрос и не нашёл себе ответа. Машенька тихо отворила дверь и заглянула в комнату матери.
На полу лежало её платье, рядом валялись деньги, а немного подальше под образами лежала мать.
– Мама! – робко позвала дочь.
Ответа не было. Мать лежала неподвижно. Она не перенесла позор дочери и умерла от разрыва сердца.
Смерть матери Машенька приняла как заслуженное наказание. Сразу она постарела на несколько лет. Жизнь для неё не представляла теперь ни малейшего интереса. Она вся замкнулась в себе самой, стала по внешнему виду холодным, бездушным автоматом. Она что-то делала, работала, говорила, но больше уже не жила. В то же время угрызения совести ни минуты не давали ей покоя. Она готова была бы с радостью умереть, но насильственная смерть была ей не по силам. И без того на совести лежало много греха.
Жизнь между тем текла своим чередом. Те сотни, которые жгли ей руки, она истратила на похороны. У неё оставались гроши. Как ни тяжело ей было идти с рекомендательным письмом, которое она много раз хотела уничтожить, но нужда заставила воспользоваться им. Не успела она подать это письмо, как была уже зачислена на службу. Как ни трудна была плохо оплачиваемая служба, она была рада ей. Работая без устали, она хоть временно отвлекалась от своих тяжёлых воспоминаний.
Ежедневное хождение на службу пешком во всякую погоду, тяжёлый труд, еда впроголодь и нравственное состояние Машеньки окончательно сломили и без того её слабое здоровье. Она стала кашлять кровью.
К доктору она не обращалась. Смерть ей не была страшна. Кому она нужна и зачем ей самой эта жизнь?!
Однако сослуживцы заставили её пойти к доктору. То, что сказал ей доктор, было ужасно! Он не сказал ей, что у неё чахотка, что она скоро умрёт. Этот приговор она приняла бы равнодушно. Он констатировал беременность.
Она упала перед ним на колени и умоляла никому не говорить. Доктор успокоил её и посоветовал приняться за серьёзное лечение.
Самые мрачные мысли не выходили из головы Машеньки. «Позор! Изгнание из службы со скандалом, нищета… А ребёнок?! Сын убийцы матери и самоубийцы отца! Нет, необходимо умереть! Не надо лечиться. Может быть, Бог помилует, сжалится и пошлёт смерть раньше рождения ребёнка».
Посещение агента и составление вслед затем полицейского протокола было последним тяжёлым ударом для Машеньки. Она слегла. Болезнь шла вперёд быстрыми шагами. Теперь она уже сознавала, что освобождение недалеко, смерть близка. Она немного успокоилась и не переставала горячо молиться.
Однажды прислуга доложила Машеньке, что явился какой-то чиновник и желает говорить с ней.
– Кто такой?
– Да какой-то мудрёный. Счётчик, что ли.
– Хорошо. Проси.
– Извините, что побеспокоил вас, – говорил, входя к ней, Иванов, – я по статистике. Нужно записать ваше звание, имя, отчество и фамилию.
Говоря это, Иванов рассматривал Машеньку и зорко оглядывал комнату. Машенька назвала себя.
– Сию минуту. Кузьма! Подай портфель, – на пороге показался извозчик и подал портфель Иванову.
Иванов задавал вопросы и что-то писал, а извозчик молча стоял и слушал ответы Машеньки.
Написав несколько строчек, Иванов встал и вышел в переднюю вместе с извозчиком, сказав, что сейчас возвратится.
– Ну, что? Узнал? Та ли это госпожа, которая ездила с тобой кататься? – спросил Иванов.
– Бог её ведает. Признать не могу. Бледная тоже – это верно; но, может быть, и не она. Не могу утверждать. А что касательно голоса, так в точку и «присюсюкивает» тоже.
– Ну ладно. Жди меня на улице.
Иванов опять вошёл к Машеньке, которая заметно встревожилась.
– Прошу ещё раз извинить меня, но я хочу вам дать хороший совет.
– Чувствую, что вы не тот. Вы… Вы сыщик?
– Не тревожьтесь, пожалуйста. Шёл я к вам, действительно, с другими намерениями. Теперь вижу, что вы очень больны, и поэтому я хочу оказать вам помощь в вашем деле.
Машенька горько улыбнулась.
– Я скоро умру. Мне теперь ничего не страшно.
– Зачем такие дурные мысли? Ещё выздоровеете. Я хочу задать вам только один вопрос: где ваш ребёнок?
– Я ведь заявляла уже, что я была без памяти и не помню, в какой именно больнице родила мёртвого ребёнка. Не помню ничего.
– Прекрасно. Позвольте мне теперь сказать вам несколько слов. Я уговорю судебного следователя не оканчивать дела до вашего выздоровления.
– До моей смерти. Это будет скоро.