Неизвестные рассказы сыщиков Ивана Путилина, Михаила Чулицкого и Аркадия Кошко

– Полно дурака валять! Вот твой же товарищ рассказал и про знакомого твоего, и про хорьковую шубу; нечего запираться, говори всё.

Ленька злобно взглянул на сконфуженного Александрова, но сказал:

– И охота вам, господин начальник, верить всякому сопляку? Ничего я не знаю, и всё это ему померещилось с пьяных глаз!

Я приказал привести Федьку-Дуплета.

– Слыхал ты что-нибудь про убийство на станции «Дно» от Леньки?

Дуплет степенно отвечал:

– Про смертоубийство на «Дне» слыхали, да только не от Леньки, а так… От разных личностей, да и в газетах читали и оченно даже этим возмущались. Ведь подумать только: шесть человек ухлопали, окромя двух младенцев.

Я перебил:

– Ну так вот, что ты можешь сказать по этому делу?

– Да что? Ничего. А если бы что знал, так беспременно сказал бы. Нечего щадить таких душегубов! – и он выразительно поглядел на Леньку.

– Так что же? – обратился я к Александрову. – Может, и в самом деле ты зря спьяну наговорил на Леньку?

Александров, краснея и заикаясь, ответил:

– Никак нет, господин начальник, я правду говорил: да вот хоть спросите у нашего четвёртого товарища! Мы вместе с ним слышали и очень даже возмущались против ихняго знакомого, – и он ткнул пальцем в Леньку.

Я вызвал Клейна. На мой вопрос он ответил отрицательно, но с некоторой нетвёрдостью в голосе.

– А я вижу, что ты всё врёшь! – сказал я грозно Клейну. – У тебя это и на морде написано!

Но Клейн продолжал слабо отпираться.

– А ну-ка, вы, выйдите-ка вон! – сказал я Леньке, Федьке и Александрову.

Их вывели за двери кабинета. Едва их вывели, как мы с Клейном принялись разыгрывать заранее условленную сцену: я с криком и руганью схватил тяжёлую книгу со стола и с грохотом швырнул её на пол, гулко хлопнул раза два в ладоши, запустил увесистым пресс-папье в стену. Клейн принялся орать, стонать, выть и, вынув из кармана заготовленный пузырек с красной жидкостью, вымазал ею себе лицо и руки и прижал «окровавленный» платок к носу. Через несколько минут я велел снова ввести арестованных.

– Ну что, негодяй, – зловеще обратился я к Клейну, сжав кулаки и тяжело дыша, – будешь ты говорить правду или нет?! – и я стал наступать на него.

Клейн в испуге попятился и пробормотал:

– Что же? Действительно он говорил вам правильно, – и Клейн кивнул на Александрова, – Ленька нам рассказывал и про знакомого, и про шубу.

– Ты слышишь, Ленька? Двое живых свидетелей против тебя. Рассказывай всё, а то за укрывательство убийцы не миновать тебе каторги!

– Опять же и души ангельские пожалеть следует! – поощрительно вставил Дуплет.

Предсказания Федьки-Дуплета сбылись. Под тяжестью уличающих двух свидетелей («один черт – правосудие не оправдает»), а, может быть, и, отдаваясь влечению голоса совести, Ленька-Шкет пожелал говорить, но захотел беседовать с глазу на глаз.

Чуть только все были уведены, Ленька заговорил:

– Уж вы не серчайте на меня, господин начальник, за то, что я долго запирался, но сами знаете – боязно. Пронюхают они про моё «ляганье» – и разговор короток: перо в бок, тут мне и конец! Уж ради Христа не выдавайте меня, а я что знаю – расскажу по совести; ничего не скрою!

– Не бойся, Ленька, не выдам. Можешь говорить смело.

– Так вот, господин начальник, отсиживал я свой срок в Нарвской части и повстречался я там с обратником[48] Сенькой Поляковым. Сидел он не под своим именем, а по «липовым очкам»[49], и никто из начальства не знал, что он обратник. Сенька знавал меня ещё до каторги и доверял мне. Сидя вместе со мной, он по душе рассказал свою теперешнюю жизнь в Петербурге. Он по уши влюбился в дочку какого-то мелочного лавочника Феничку, но отец её жох[50] и выдавать дочь за него не хочет, пока Сенька не накопит, по крайней мере, десять тысяч рублей, необходимых для открытия собственной лавки. Где же ему взять такие деньги? А, между прочим, без Фенички он жить не может. Тут мне Сенька и рассказал по секрету, что у него намечается большое дело в деревне близ станции «Дно», что, как обварганит его, так заберёт Феничку, да и гайда из Питера. В столице он оставаться не желает и боится, так как его прежняя маруха[51], узнав про Феничку, ему проходу не даёт и грозится в случае женитьбы даже выдать его начальству. Вскоре после этого разговора Сеньку выпустили, а через неделю я узнал об убийстве на станции «Дно». Я так сразу и понял, что это дело Сенькино, окромя же того я на днях повстречал его в богатой шубе.

– Знаешь ли ты адрес Сеньки, Фенички или марухи?

– Сеньки и Фенички не знаю, а маруха живёт на прежней Сенькиной квартире, и адрес её я указать могу.

– Разве Сенька не с ней живёт?

– Нет, какое там! Он от неё скрывается, и она вот уже месяца два как его повсюду разыскивает, всё надеется опять к себе привязать.

– Ну, спасибо, Ленька, за сообщение! Мы теперь Сеньку быстро разыщем.

– Нет, господин начальник, Сеньку разыскать трудно, уж больно он ловок и осторожен: проживает по «липовым очкам», частенько меняет их, по «малинам» не шляется. Где его найти?

Подумав, я спросил:

– А что, Ленька, как ты думаешь, если мы подкупим маруху, может, она нам и найдёт Сеньку?