Те русские, что к началу войны по тем или иным причинам находились в Германии, подверглись унижениям и издевательствам в самом начале (часть из них, как правило, мужчины призывного возраста, угодила в концлагеря). Однако однородность немецкого населения не давала поводов к репрессиям внутри страны. Единственным исключением стал тот факт, что призывники из Эльзас-Лотарингии отправлялись не против французов, а на Восточный фронт, где они столь же доблестно, что и все прочие немцы, сражались с русскими. Точно так же немецких поляков по преимуществу посылали во Францию. Точно так же австрийцы старались отправлять чешские полки на Сербский или Итальянский фронты, насыщая Восточный фронт австрийскими немцами, венграми, хорватами.
В Российской же империи многонациональность страны дала массу поводов для проведения шовинистической политики по отношению не столько к врагу, но — к собственным же гражданам. Напомним, что термин гражданства был дарован императором в Манифесте 1905 года. Также данная политика коснулась и населения оккупированной в 1914 году австрийской Галиции. Здесь причина проста — в России почему-то считали, что Западная Украина в силу своего этнического фактора есть неотъемлемая часть России и, следовательно, галицийских украинцев рассматривали как собственных граждан. Последствия данного подхода, унаследованного и советской властью, можно видеть сейчас в российско-украинских отношениях и в том политическом диктате, какой экономически малоразвитые западные области ныне независимой Украины навязывают мощному промышленному потенциалу украинского востока.
Естественно, что все это должно было коснуться прежде всего людей, проживающих близ существующей и вероятной для ближайшего времени линии фронта. Мало боев, уничтожавших местность — людей гнали на восток, вынуждая их бросать хозяйство, землю и скот, без надежды когда-либо получить все это обратно. Все оставляемое врагу по мере возможности уничтожалось. В первую голову — огнем. Участник войны так вспоминает о боях гвардии в Галиции в июле месяце: «Зрелище от этих пожаров было грандиозное и незабываемое. Огнем беспощадно уничтожались целые цветущие районы. Население выгонялось с насиженных мест и должно было бежать в глубь России, погибая по дороге от голода и эпидемий. Самая жестокая и бессмысленная страница войны, начиналась. Ни в чем не повинные мирные жители, забрав с собой лишь самые необходимые вещи, бежали без оглядки назад. Обозы их нередко попадались между нашими и германскими линиями, и тогда этим несчастным приходилось к довершению всех бед испытать на себе стрельбу артиллерии».[411]
Данная политика русских властей немало способствовала росту националистических настроений в западных областях России, и без того вздымаемых общеевропейской тенденцией. Ранее сравнительно лояльно настроенное к Российской империи простое население Польши, оказалось во власти русофобии. Но непосредственный повод к этому был дан действиями русских войск, действовавших по приказу Верховного главнокомандующего. Чего же удивляться тому, что в период Гражданской войны в России польское руководство (Ю. Пилсудский) упорно отказывалось идти на союз с белогвардейцами, предпочитая компромиссы с большевиками.
Война в том ее применении, в каком Ставка понимала эвакуацию, резко развела традиционный патернализм центральной власти и местные национализмы по разные стороны баррикад. И очевидно, что без прямого руководства Ставки эксцессы не смогли бы получить столь широкого (практически повсеместного) распространения, даже невзирая на личный настрой со стороны отдельных представителей высшего генералитета. Ученые справедливо пишут: «Вообще военные, склонные придавать большее значение этническому фактору и, с другой стороны, широко подверженные шпиономании, с началом боевых действий получили в западных окраинах такую власть, какой никогда прежде не имели. Теперь, когда „неправильная“ национальная или религиозная принадлежность могла стать сама по себе достаточной причиной для репрессий, экспроприации, депортаций, значение этих факторов в сознании людей радикально усиливалось».[412]