Неизвестный Филби

Нет никаких сомнений в том, что компетентный адвокат без особого труда разрушил бы судебный иск (по британским законам прокурор должен доказать вину подсудимого «вне всяких сомнений»). Защита постаралась бы всячески подчеркнуть то обстоятельство, что Гузенко является предателем. Следовательно, его личность внушает подозрение. Будучи знакомым с советским секретным делопроизводством, он мог подделать телеграммы с тем, чтобы заручиться доверием канадских властей. Даже если телеграммы подлинные, Гузенко мог преднамеренно отождествить «Алека» с Алланом или же его могли ввести в заблуждение. Он мог, наконец, просто ошибиться. Короче говоря, вся структура обвинения увязла бы в неясностях и сомнительных моментах.

Обвинительного вердикта со стороны присяжных заседателей можно было ожидать в одном из двух случаев (или в обоих из них): а) если бы Мэй произвел на жюри исключительно плохое впечатление; б) если бы все дело испортил адвокат своими неумелыми действиями.

С учетом вышеизложенного, я не сомневаюсь в правоте юриста из МИ-5, заявившего, что директор государственной прокуратуры откажется возбуждать судебный иск.

Клаус Фукс (1949–1950)

Если в случае с Мэем британским властям пришлось столкнуться с юридическими сложностями, дело Фукса оказалось гораздо более трудным, причем не только в юридическом, но и в оперативном отношении.

Здесь не фигурировало советских шифр-телеграмм и не было необходимости заставлять свидетеля давать клятву. В данном деле единственной уликой являлось толкование ряда шифр-сообщений, которыми обменялись в период между серединой 1944 и серединой 1945 годов Нью-Йорк и Москва. Телеграммы эти перехватили и расшифровали соответствующие англо-американские спецслужбы. Было их относительно немного, к тому же некоторые не поддавались прочтению по причине несовершенства системы перехвата и недостаточного знания шифра.

Тем не менее, из указанных телеграмм явствовало, что советские спецслужбы в Нью-Йорке получали информацию от некоего источника в центре ядерных исследований Лос-Аламос. Тщательное сопоставление хронологии телеграмм с зафиксированными передвижениями сотрудников Лос-Аламоса позволило с определенной долей уверенности заключить, что источником этим является Фукс. К данному заключению пришли в результате почти годичного анализа и расследования, проводившегося преимущественно на основе негативного подхода: путем исключения лиц, не подходивших под то, о чем говорилось в телеграммах, и исходя из предпосылки о существовании только одного подозреваемого.

Так вот, именно это и представляло собой непреодолимое юридическое препятствие. Согласно британскому законодательству, материалы радиоперехвата не могут сами по себе фигурировать в суде: во-первых, слишком высока вероятность ошибки при прочтении перехваченного текста; во-вторых, нет никаких доказательств того, что сигналы были направлены именно той организацией, которой их стремятся приписать спецслужбы. По закону требовалось бы найти советского официального представителя, готового клятвенно подтвердить, что телеграммы действительно исходили из МГБ и предназначались для Фукса. В данном конкретном случае такого представителя не было, и, следовательно, перехваты не могли фигурировать в качестве улик (даже если бы советский представитель имелся, судопроизводство столкнулось бы с такими же трудностями, как в случае с Гузенко: ничем не подкрепленные обвинения советского перебежчика против видного ученого).

В этом заключалась юридическая сложность. Но существовало еще и непреодолимое препятствие с точки зрения процедуры разведывательной работы. В Соединенном Королевстве и США материалы радиоперехвата классифицируются высшим грифом секретности. Между спецслужбами этих двух стран существует договоренность о том, что сам факт ведения радиоперехвата, не говоря уже о перехваченных материалах, содержится в секрете от тех, кому это не положено знать. Было, конечно, немало утечек по мере того, как сотни людей, занимавшихся в годы войны перехватом и криптографией, возвращались к гражданской жизни. Однако этого принципа по-прежнему придерживаются. И власти с неохотой идут на судебное преследование лиц, виновных в утечке, поскольку не хотят привлекать внимание общественности к столь деликатной проблеме.

Мне могут сказать, что возможно ведь и закрытое заседание суда. Правильно. Но это означает лишь отсечение публики, прессы и небольшого числа мелких служащих. Даже в закрытом заседании участвуют судья, секретарь суда, прокурор и адвокат со своим помощником, двенадцать членов жюри присяжных заседателей и сам обвиняемый. При таком разнообразном собрании людей практически невозможно обеспечить должный уровень секретности. Взять хотя бы обвиняемого, который, если его найдут виновным и заключат в тюрьму, способен сообщить информацию буквально сотням своих товарищей по заключению, а те распространят ее еще шире после возвращения на волю. Поэтому спецслужбы не пошли бы на слушание дела даже в закрытом заседании.