Неизвестный геноцид: Преступления украинских националистов на юго-восточном пограничье Польши 1939-1946

Ложь — это явление исключительно человеческое. Знаменательно, что латинское слово persona, которым со времен Средневековья обозначается человек (человеческая личность), во времена Древнего Рима обозначало маску, или человеческую голову в маске[198]. В этом заключена глубокая мысль философов-христиан, согласно которой не проявленность нашей жизни, но скрытость бытия свойственна истории человечества. И с этим связана наша склонность ко лжи, несмотря на изначальную направленность человека на истину, понимаемую как проявление того, что скрыто. Таким образом, в человеке проявляется своеобразная драма, заключающаяся в наличии в нем двух противоположных векторов: первого, направленного на поиски правды, т. е. — подобно прожектору, направленного в сторону темноты — на выявление того, что скрыто. И другого, направленного на скрытость, «затемнение» (ср. греч. глагол lanthano), что заключается в маскировании того, что есть, т. е. во лжи. Хотя естественным природным образом мы направлены на познание того, что есть, в его явном проявлении, т. е. на правду в понимании Платона, одновременно мы способны ко лжи как отрицанию (маскированию) этой явности.

5. Два классических определения лжи

Категория лжи неоднократно была предметом философских размышлений. Философ и теолог раннего Средневековья св. Августина Гиппонского (354–430) так определил ложь:

«Ложь есть любое высказывание, произнесенное с желанием ввести в заблуждение»[199].

По мысли этого определения, сущностью лжи является желание ввести в заблуждение. Это означает, что имеем ли мы дело в данном случае с ложью или нет, в конечном итоге решает чья-то конкретная воля, желание ввести кого-то в заблуждение, а не обязательно сам факт введения кого-то в заблуждение. Однако наряду с этой дефиницией, мы находим в письмах Августина еще одно определение:

«Ложь — это неверное обозначение (falsa signification), употребленное с намерением ввести в заблуждение»[200].

Значит, можно представить себе ситуацию, когда кто-то захочет кого-то обмануть, т. е. ввести в заблуждение, но по причине неполной информации или по ошибке скажет ему правду. И хотя адресат высказывания не будет введен в заблуждение или обманут, однако ложь будет иметь место, поскольку этическая квалификация чьего-либо высказывания решается наличием момента воли или также интенции ввести кого-то в заблуждение (intentio fallendi), а не логической ценностью этого высказывания.

6. Разные формы лжи

Св. Августин выделил различные формы лжи, понимаемые как обманывающее адресата наших высказываний сокрытие правды о чем-либо. Сокрытие всегда имеет форму некоей тактики, суть которой заключена в намерении ввести в заблуждение (intentio fallendi) адресата широко понимаемого высказывания. У лжи также есть свои чрезвычайно разнообразные формы выражения: от самых простых, в виде мимики лица, жестов рук, т. е. того, что мы называем языком тела, до крайне сложных форм языкового общения — от вводящих в заблуждение туристя, который на самом деле спрашивает у нас дорогу на вокзал, неискренних поздравлений с днем рождения, до лживой, скрывающей нашу неприязнь к кому-либо, улыбки на лице. Нас, однако, будет интересовать та особая разновидность лжи, коей является ложь через умолчание.

7. Молчание и умолчание

Вначале я хотел бы разделить две категории — молчание и умолчание. Молчание — это явление этически нейтральное[201].

Мы молчим, когда едем в трамвае, ждем у кабинета зубного врача, наблюдаем захватывающий дух пейзаж в горах. Никакому из перечисленных случаев молчания мы, однако, не можем приписать какой-либо этической квалификации, поскольку они этически нейтральны. Молчание само по себе не имеет никакой этической квалификации или определенного смысла, но может быть началом этого смысла.

В истории философии молчание имело свой метафизический, но также и этический смысл. Если речь идет о первом, то, согласно идеям неоплатоников, весь мир родился из изначального молчания (sige)[202], само же оно является условием, дабы — как утверждали неоплатоники — человек мог уверовать и вернуться (epistrophein) к богу, источнику всякого смысла (logos). Ранее, в школе пифагорейцев, молчание было не только духовным упражнением, которое, в течении первых трех (а, по мнению некоторых, и более) лет должны были обязательно выполнять новички, но также и своеобразным основным условием концентрации внимания, позволявшим всматриваться в вездесущую гармонию, а прежде всего, вслушиваться в музыку мира. Согласно св. Августину, настоящая риторика находит высшее воплощение в молчании, в котором замысел непосредственно достигает действительности[203].