В июле того же 1839 года в Спрингфилде начался большой съезд партии вигов (политическая партия в США в 1834–1854 гг.: выступала против усиления центральной власти; в 1856-м северные виги примкнули к новообразовавшейся Республиканской партии, а южные (хлопковые) — к демократам), парализовав весь город. Участники приезжали со всего округа за несколько сот миль, с музыкальными ансамблями и плакатами. Чикагская делегация на полпути из штата взяла правительственную лодку, оснащенную, как двухмачтовый корабль. На нем играла музыка, танцевали девушки, и все это в сопровождении пушечных залпов. Незадолго до этого демократы сравнили кандидата вигов Уильяма Генри Гаррисона со старой женщиной из деревянной хижины, пьющей крепкий сидр. В ответ виги установили такую же хижину на колеса, запрягли тридцатью быками и провели через все улицы Спрингфилда. Прямо у входа хижины стояла бочка крепкого сидра, а сзади качалось дерево, на котором даже гуляли еноты. Той же ночью под светом пылающих факелов Линкольн произнес речь. На одной из встреч оппоненты обвинили их в аристократизме и в любви к роскошным нарядам, в то время когда они рассчитывали на голоса простых людей. И вот что он ответил на это в своем послании:
«Я приехал в Иллинойс нищим парнем, не имея ни образования, ни друзей, будучи абсолютно чужим, и начал работать на корабле за восемь долларов в месяц. У меня была только одна пара брюк, и те из оленьей шкуры, которая при каждом намокании сжималась после сушки на солнце. И вот мои брюки продолжали сжиматься, пока не обнажили несколько дюймов моих ног, между нижней частью брюк и верхней частью носков. Пока я рос, мои брюки продолжали намокать и стали еще короче и туже, оставив глубокие шрамы на моих коленях, которые видны и сегодня. И если теперь вы посчитаете меня дорого одетым аристократом, то я принимаю свою вину».
Толпа собравшихся с восхищенными криками выразила свое согласие. После встречи на пути к особняку Эдвардсов, Мэри тоже выразила свое восхищение, сказав, что он великий оратор и однажды обязательно станет президентом. Они остановились под сияющей луной, Линкольн посмотрел в ее глаза: слова были лишними, он обнял и нежно поцеловал ее… Свадьба была назначена на первое января 1841 года, через шесть месяцев, но за это время еще много воды утекло…
7
Спервых дней помолвки Мэри твердо решила перевоспитать Авраама Линкольна. Ей особо не нравилось его одеяние, часто она сравнивала его со своим отцом. Каждое утро в течение многих лет она видела Роберта Тодда, спускавшимся по улице Лексингтон с золотоглавой тростью в руках. Он носил костюм из черного шелка и белополосые брюки, пристегнутые к его туфлям. И тут Линкольн, который не только не носил костюм, но и почти никогда не ставил воротник, в основном у него была лишь подтяжка, державшая брюки, а когда отлетала пуговица, он вытачивал деревянную щепку и крепил им брюки. Такая неаккуратность выводила Мэри из себя, и она говорила все ему в лицо. К сожалению, при таких разговорах у нее не было ни такта, ни дипломатичного подхода и ни капли нежности. Воспитавшись у мадам Ментель Ле Клер в Лексингтоне, она, может, и научилась прелестным танцам, но об искусстве приятного общения с людьми не знала ничего. И этого оказалось вполне достаточно, чтобы в кратчайшие сроки разочаровать Линкольна. Вскоре он даже стал избегать своей невесты: вместо двух-трех встреч в неделю, как было раньше, теперь он месяцами не появлялся, и Мэри начинала писать воспитательные письма, делая замечания за его равнодушие.