Неизвестный Мао

Никсону часто приписывали открытие дверей в Китай. Поскольку множество западных государственных деятелей и бизнесменов, а также определенное количество журналистов и туристов смогли теперь бывать в Китае, он действительно увеличил западное присутствие в этой стране. Но он не открыл дверей ни в Китай, ни тем более из Китая, увеличение этого западного присутствия не оказало никакого заметного воздействия на китайское общество при жизни Мао. Мао был уверен, что для огромного большинства своего населения Китай оставался крепко охраняемой тюрьмой. Лишь незначительное число людей извлекло хоть какую-то выгоду из восстановления отношений. Некоторым из них разрешили повидать родственников за границей — и то лишь под тщательным наблюдением. Крошечное меньшинство получило возможность прочитать с полдюжины современных западных книг, переведенных в сокращенном виде, одной из них была книга самого Никсона «Шесть кризисов». С 1973 года некоторых студентов, изучавших иностранные языки, стали посылать на стажировку за границу, но их было очень немного. Шанс получали только те, кто доказал свою политическую надежность, и они жили и работали под самым пристальным наблюдением спецслужб. Им запрещалось даже выходить из дома, в котором они жили, без сопровождения.

В целом население оставалось прочно изолированным от контактов с немногими иностранцами, которым разрешали въезд в Китай. Приезжие находились под строгим контролем. Любая беседа с ними, проводившаяся без санкции властей, могла закончиться катастрофой для местных жителей. Режим принял экстраординарные меры безопасности. Во время однодневного визита Никсона в Шанхай, совпавшего с китайским Новым годом, когда традиционно собирается вся семья (как во время Рождества в христианских странах), тысячи молодых людей, решивших посетить свои семьи, были возвращены в деревни, в которых они отбывали ссылку. Это делалось для того, чтобы лишить их любой возможности пожаловаться президенту США.

Реальную выгоду от визита Никсона извлекли сам Мао и его режим. В ходе своей избирательной кампании Никсон постарался представить Мао в более выгодном свете на Западе. Давая инструкции штату Белого дома после возвращения, Никсон говорил о том, что он прошел «посвящение» у циничной клики Мао, названной Киссинджером «группой монахов, которая… хранит свою революционную чистоту». Люди Никсона лживо утверждали, что «при Мао жизнь китайского народа заметно улучшилась». Любимый евангелист Никсона Билли Грэхем хвалил достоинства Мао перед британскими бизнесменами. Киссинджер заметил, что суровая команда Мао могла бы «бросить нам моральный вызов». В результате о Мао сложилось еще более превратное суждение, чем то, которое сам Никсон создавал, будучи жестким антикоммунистом в 1950-х годах.

Мао стал не просто влиятельной международной фигурой, но еще и несравнимо притягательной. Мировые государственные деятели выстроились к нему в очередь. Факт встречи с Мао считался, а иногда считается до сих пор свидетельством успешной карьеры и успеха в жизни. Когда пришел вызов для президента Мексики Луиса Эчеверрии, его окружение буквально боролось за то, чтобы оказаться в составе группы, удостоенной аудиенции. Австралийский посол сказал нам, что он побоялся пойти в туалет (хотя его мочевой пузырь был готов лопнуть), чтобы несколько высокопоставленных особ внезапно не ушли без него. Премьер-министр Японии Кахуэй Танака, наоборот, справил нужду в доме у самого Мао. Причем Мао лично сопровождал его до уборной, а затем ждал за дверью.

Государственные деятели выносили его нападки, хотя они никогда не потерпели бы этого от других лидеров. Кроме того, им не говорили заранее, когда они увидят Мао, а безапелляционно вызывали в любое время, удобное для председателя, — даже во время приема пищи. Премьер-министр Канады Пьер Трюдо, который даже не просил о встрече с Мао, внезапно оказался под опекой Чжоу: «Мы должны теперь прерваться. У меня сейчас другие дела, следуйте за мной», даже не предупредив его, куда именно.

Когда Мао встречал иностранцев, он щеголял своими циничными и диктаторскими взглядами на жизнь. «Методы Наполеона были самыми лучшими, — сказал он президенту Франции Жоржу Помпиду. — Он разогнал все собрания и просто назначил тех, кто должен был управлять вместе с ним». Когда бывший британский премьер-министр Эдвард Хит выразил удивление тем, что портрет Сталина все еще висит на площади Тяньаньмынь, и напомнил о том, что Сталин уничтожил миллионы людей, Мао слегка махнул рукой, показывая, что для него это не имеет никакого значения. Затем он ответил: «Портрет Сталина висит здесь, потому что он был марксистом». Мао даже сумел заразить западных лидеров своим жаргоном. После того как австралийский премьер-министр Гаф Уитлем выказал немного неуверенности при его ответе на вопрос о Дарвине, он написал Мао отзыв, который он называет в своих мемуарах «самокритикой». Уже в 1997 году, когда о Мао стало известно намного больше, Киссинджер называл его «философом» и утверждал, что целью Мао были «поиски эгалитарного достоинства».