В конце концов по распоряжению Мао часть стенограмм была отправлена Уитке, которая опубликовала подробную биографию его жены. Цзян Цин продолжала играть роль первой леди при иностранцах, хотя имела такую возможность не так часто, как ей хотелось бы. В результате она постоянно пыталась пролезть к ним. Когда премьер-министр Дании Поул Хартлинг приехал в 1974 году, она сопровождала его и его жену в театр, но не была включена в число приглашенных на парадный обед, и тогда она вломилась к ним прямо перед обедом и задержала датчан на полчаса, заставив ждать 400 человек. Она разговаривала, как показалось Хартлингам, «высокомерно» и «хвастливо», и им было неловко. Когда приехала американская команда пловцов, она выглядывала из-за стеклянной перегородки, любопытствуя, как они тренируются. «Ах, они были так красивы! Такие красивые движения!» — восторгалась она потом. (Чуть раньше она отказалась войти в воду с Уитке под предлогом того, что «массы слишком возбудятся», если увидят свою «первую леди» плавающей.)
Стремление госпожи Мао к контактам с иностранцами могло сравниться только с ее тягой к женственным нарядам. В Китае, сотворенном ее мужем, женщинам дозволялись только бесформенные куртки и брюки. Только в очень редких случаях госпоже Мао можно было надевать платье или юбку. В 1972 году она мечтала надеть платье, чтобы сопровождать президента США (который описал ее как «неприятно резкую и агрессивную») и миссис Никсон на балет «Красный отряд женщин», один из ее девяти «образцовых спектаклей». Но после долгих терзаний она отказалась от этой идеи, поскольку это выглядело бы слишком неуместным в присутствии большого количества китайцев в зале: они, хоть и были специально приглашены, все будут одеты в неприметные костюмы образца Мао. Когда филиппинка Имельда Маркос посетила Китай в сентябре 1974 года в великолепном национальном костюме, а госпоже Мао пришлось явиться в уродливой униформе и кепке, отчего она очень плохо выглядела рядом с бывшей королевой красоты, и китайский фотограф, и госпожа Маркос обратили внимание, что она все время завистливо косилась на госпожу Маркос.
Госпожа Мао мечтала создать «национальный костюм» для китаянок. Ее творением стал верх без воротника и плиссированная юбка ниже колена. Этот ансамбль был настолько неудачен, что когда в газетах были опубликованы фотографии спортсменок-китаянок, носивших эти костюмы за границей, то даже изголодавшиеся по модным вещам женщины Китая отнеслись к нему с презрением. Однако, хотя этот костюм был неудачной попыткой создания моды, любовь госпожи Мао к нарядам помогла отменить запрет на юбки и платья для женщин: в 1975 году, спустя почти десять лет, эти предметы одежды стали постепенно возвращаться.
Госпожа Мао пыталась сделать свой ансамбль официальным «национальным костюмом». Для этого требовалось решение Политбюро, которое приняло отрицательное решение из соображений затрат. На Длинную плиссированную юбку уходило бы много материи, и, если бы ее запустили в производство как «национальный» предмет одежды, потребовалось бы огромное количество ткани. Она попыталась уговорить Мао отменить данное решение, заставив его любимых подружек демонстрировать ему это платье. Но когда он услышал, что идея принадлежит его супруге, он отверг ее с раздражением и даже с отвращением.
Теперь госпожа Мао вынуждена была подлизываться к любовницам Мао, чтобы попасть к мужу. С начала «культурной революции» они жили в разных резиденциях, даже когда оба находились в Пекине: она — в Дяоюйтае, он — в Чжуннаньхае. В первые годы «культурной революции», когда она активно участвовала в управлении, она могла свободно его посещать. Но с уменьшением ее политической роли Мао ограничил для нее доступ к себе и часто вообще не пускал ее в свой дом. Говоря прямо, он терпеть не мог свою жену. Но чем больше он ее сторонился, тем отчаяннее она пыталась к нему приблизиться. Она не могла допустить, чтобы ее устранили. Она умоляла подружек Мао замолвить за нее словечко, делала им подарки, например красивую материю на платье или даже швейцарские часы. Один раз она уговорила охранников впустить ее в дом Мао, сказав, что пришла проверить «гигиену». Мао с криком прогнал ее, а потом гневно сказал охране: «Арестуйте ее, если она попробует еще раз ко мне вломиться!»
В восемьдесят второй (и последний) день рождения Мао, 26 декабря 1975 года, его жену, принесшую два его любимых блюда, впустили к нему. Мао вел себя так, словно ее не существует: бросил на нее рассеянный взгляд и не сказал ей ни слова. Она вскоре ушла, очень расстроенная, а тем временем пять молодых женщин, в основном бывших подружек, присоединились к Мао за праздничным обедом.