Почему Кудлукту и Йенса Олсена не выслушали или не допросили и почему подлинное признание, в котором, несомненно, приводятся причины убийства, скрывается – это загадка, которая представляется исключительно важной…
Панорама истории этого трагического события была бы неполной без упоминания о маневрах тандема Патнэм – Расмуссен. То немногое, что открыто общественности, защищено авторским правом; точной информации доступно не столь много.
Тот факт, что исповедь Кудлукту держалась в секрете от Соединенных Штатов более года до ее публикации, что-то означает. Эту догадку усиливают особый перевод исповеди и то, что место ее хранения все еще является тайной…
За год до путешествия на судне “Моррисси” Расмуссен был в Нью-Йорке поблизости от цензоров и составителей текущих новостей и был прекрасно осведомлен об этой исповеди. Тем, кому он ее поверил, предписывалось хранить тайну. Очевидно, исповедь в исходном виде нельзя было делать достоянием гласности…
Вполне возможно, что эти двое, Патнэм и Расмуссен, только что прибывшие [в Гренландию] из своих родных мест, считали, что Харригану нужна подготовка для его роли, прежде чем они будут готовы опубликовать перевод исповеди…
Наконец секретность была снята, и причудливый конспект перевода, защищенный авторскими правами, был представлен цивилизованному миру как “новость”, причем ответственность за преступление возлагалась на самого профессора Марвина. Безусловно, ловкая работа…
Марвин был тем членом вспомогательных отрядов, которого отправляли назад или от которого избавлялись в обеих экспедициях Пири, в 1906 и 1909 годах. Он был тонким наблюдателем, с острым умом и необычайно глубокой проницательностью. Вероятно, он прекрасно знал все, что необходимо было знать об обмане Пири в 1906 году. Но поскольку Марвин… находился пока на службе у Пири, он, как и следовало ожидать, видимо, позволил Пири строить карьеру собственным способом, без помех. Если в 1906 году он знал об обмане, то, безусловно, знал и о планируемом схожем обмане в 1909 году по той же тактике, используемой Пири. И когда 26 марта 1909 года ему приказали вернуться, он знал, что это конец его сотрудничества с Пири.
Таким образом, на самом деле это могло оставаться на усмотрение Марвина как в 1906-м, так и в 1909 году – когда разоблачить вероломство Пири и превратить так желаемую им славу в позор и бесчестье. Если это так, то Марвин обладал огромной силой и властью.
Такой угол зрения придает новый оттенок вопросу и проливает некоторый свет на тайну этой трагедии…
Кто же знает? Вполне возможно, Кудлукту знает! Если так, то он, конечно, мог бы сказать! Может быть, он сказал!
Таким образом, в данных обстоятельствах совершенно необходимо, чтобы надлежащий беспристрастный суд допросил Кудлукту или Йенса Олсена и снял все сомнения относительно того, в чем сознался Кудлукту. Пока опубликованный “конспект” байки Харригана, рассказанной, возможно, под давлением, нас не удовлетворяет…
Доктора Марвина уже не вернуть. Тем не менее я считаю, что правда должна быть известна. Эскимос по какой-то причине убил образованного американского гражданина. Необходимо выяснить, почему он это сделал. Пока это не станет известно, будут существовать подозрения, возможно, несправедливые.
Эта ситуация представляется достаточно важной для правительства Соединенных Штатов. Нужно как минимум получить факты по дипломатическим каналам и обнародовать их».
Аморальность Пири позволяет, к нашему сожалению, подозревать его в подстрекательстве к убийству Марвина. Если это так, если эта поразительная тайна в самом деле была раскрыта в 1925 году, то друзья Пири были вынуждены прикрыть грандиозный скандал. Американец Холл требует прозрачности и полноты расследования, дабы все подозрения исчезли или были подтверждены; в последнем случае придется разоблачить и недобросовестных «спасителей» коммандера.
Эндрю Фримен сетует, что все попытки получить дополнительные данные о плавании «Моррисси» в 1926 году оказались тщетными.
Вторая часть книги «Убийство профессора Росса Марвина» уравновешивает нажим прокурора, но Холл, обращаясь к присяжным уже в роли судьи, по-прежнему суров к Пири:
«Если бы это было обычное дело, то моей обязанностью было бы попросить вас забыть обо всех свидетельствах мошеннической карьеры обвиняемого, которые стали вам известны ранее и которые каким-либо образом могли бы повлиять на ваше решение по данному делу. Но я могу это сделать, лишь напомнив вам, что, несмотря на то что настоящее обвинение является в известной мере самостоятельным и отличным от мошеннических действий, связанных с обвиняемым, оно все же настолько неразрывно связано и переплетено со всей его полярной карьерой, что в значительной степени его придется рассматривать в связи с последней».
Далее следует целый ряд аргументов в защиту Пири.