Руслан Лунин постоял несколько секунд, глядя на монстров, выбравшихся из другого мира, чтобы дать очередной урок человечеству. Сейчас они бродили по периметру поля, ломились в непробиваемую стену или просто стояли, вглядываясь в голубую дымку, словно пытались найти в ней слабое место. А вдали над всеми этими пришельцами, над деревьями, над минным полем, над изуродованными трупами, над выжившими и израненными, над чертовыми дверями среди девственного леса, над всем этим хаосом возвышалась станция Титлин.
Он разглядел шпиль, на который когда-то крепилась антенна. Шпиль, с которого все началось. Прошлой осенью он даже не обратил внимание на двух человек, которые устанавливали антенну на самой высокой точке Титлина. Просто очередной опыт. Кто бы мог подумать, что все закончится именно так.
Он подошел к силовому полю и плюнул в его основание. Один из пришельцев, словно почувствовав близость добычи, начал усиленно молотить по непробиваемой стене.
Лунин, молча, развернулся и ушел в лес вслед за остальными. Он был одним из чуть более двадцати человек, переживших события на станции Титлин.
108.
Говорят, что перед смертью перед глазами пробегает вся жизнь. Возможно, так оно и есть, если смерть приходит внезапно, когда ты ее не ожидаешь. Корвин ждал смерть. Она никак не хотела за ним приходить.
Практически никакие воспоминания его так и не посетили, как бы он не старался. Он не мог вспомнить ни школу, ни институт, ни работу. Лица родителей, первой любви, коллег как будто кто-то размазал и превратил в размытое пятно. Он не был уверен, что вспомнит хотя бы свое собственное. Однако, к своему удивлению, он вспомнил собаку. Американский кокер-спаниэль с отвисшими курчавыми ушами и блестящей черной шерстью. Добрые, все понимающие глаза. Куцый хвост. Россыпь мелких точечных шрамов на темно-сером брюхе от предательской дроби слепого охотника, который не смог с десяти метров отличить собаку от волка. Его звали Чад. Чудаковатое имя придумал отец, повинуясь Бог-знает-какой логике – собака появилась в семье еще до его рождения и стала лучшим другом отцу и непоседливым ребенком матери. Когда родился Корвин, Чад стал лучшим другом и ему. Он охранял своего маленького хозяина, оберегал его, однажды чуть не оттяпал другу семьи руку, когда тот хотел взять Корвина на руки. Мальчик не чаял души в собаке, и она отвечала ему взаимностью. Это была искренняя дружба ребенка и животного. Когда ему исполнилось двенадцать, у пса отказали задние ноги. Просто в один день он не смог передвигаться на своих четырех. Родители возили Чада в ветеринарную поликлинику, но там не сказали ничего утешительного. Пес медленно умирал. Он пытался ползать на передних лапах, волоча по полу омертвевшие задние отростки. Это было жалкое, пугающее зрелище… Корвин спроектировал и собрал с отцом в гараже инвалидную коляску для животного. Чад повеселел ненадолго. Он мог передвигаться по квартире и улице. Резвиться, как раньше, у него не получалось, однако и мизерный прогресс тоже считался прогрессом. Но вскоре отказали и передние ноги. Мальчик ухаживал за животным. Он читал много медицинских, научных и технических журналов. Он стал одержимым, идеей спасти своего пса. Он нашел информацию о протезах, перерыл всю научную, псевдонаучную и даже научно-фантастическую литературу – ответов нигде не было. Чада усыпили. Это было гуманно. Корвин не разговаривал с родителями неделю, хоть и понимал, что собака ужасно мучилась, постоянно испытывая боль. Он все думал, что можно было создать какой-нибудь аппарат для поддержки корпуса Африка, ему просто не хватило времени…
Через одиннадцать лет он создал экзоскелет.
Еще через два года на свет появилась АСУПИ.
Он вдруг очнулся от воспоминаний, которые внезапно поглотили его.
Вокруг стояла тишина и явственный запах мочи – аммиак постепенно смешивался с воздухом. Он сидел на полу, облокотившись об одну из «мозговых» ячеек созданной им же машины. Корвин поднялся на ноги и подошел к консоли. Воспоминания отвлекли его минуты на три, но ощущение складывалось такое, что он заново пересмотрел со стороны целый пласт своей жизни.
Он прошелся рукой по холодному корпусу, по редким кнопкам. Это было его детище. Он знал в нем каждый винтик, каждый проводок, каждую букву программного кода. Даже то, что он не мог сделать сам, то, что делали за него, он тщательно изучал, чтобы не упустить ни йоты информации.
Он устало вздохнул.
Через секунду в полном безмолвие, без каких-либо резких звуков комната заполнилась огнем.
Эпоха трусов и предателей
109.