Неизвестный Сталин

Директива № 2 была подписана Тимошенко, Жуковым и Маленковым в 7 часов 15 минут утра. Однако в армии и корпуса, уже подвергшиеся нападению агрессора, она стала поступать лишь после 9 или даже 10 часов утра. Но кто и как мог ее выполнить? Эта директива требовала: «Мощными ударами бомбардировочной и штурмовой авиации уничтожить авиацию на аэродромах противника и разбомбить основные группировки его наземных войск». Предлагалось также разбомбить порты Кенигсберг и Мемель. Но в воздухе уже господствовала германская авиация, а более тысячи советских самолетов были уничтожены на своих аэродромах. Значительная часть военных аэродромов в западных округах была выведена из строя. Немецкие летчики сбили в первый же день войны и многие бомбардировщики, которые были подняты в воздух с бомбами на борту, но без необходимого сопровождения их истребителями. Несколько десятков самолетов потеряла 22 июня и германская авиация, но эти потери были несопоставимы с потерями советских ВВС. Атакам с воздуха подверглись и советские танковые и моторизованные войска, которые не были даже замаскированы. Вспоминая первый день войны, известный немецкий летчик Ганс Ульрих Рудель позднее писал: «К вечеру первого дня я уже совершил четыре вылета к линии фронта между Гродно и Волковысском. Русские пригнали сюда огромные массы танков и грузовых автомашин. Мы бомбим танки, зенитную артиллерию и склады боеприпасов. Грузовики и танки стоят друг за другом почти без интервалов, часто тремя параллельными колоннами. Я не могу много думать, атакуя эту неподвижную цель. Теперь все это превратится в море обломков».[269] Получив директиву № 2 и не зная, что делать в ответ на непрерывные налеты германской авиации, командующий ВВС Западного Особого военного округа генерал И. И. Копец застрелился. И это было не единственное генеральское самоубийство в первый день войны. Директива № 2 предписывала войскам «обрушиться всеми силами на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу». Но тут же говорилось: «Впредь, до особого распоряжения, наземными войсками границу не переходить». Однако в эти же часы советские войска уже начали отступать от границы, и далеко не везде это отступление происходило в относительном порядке.

Утром 22 июня 1941 года Сталин подписал много постановлений и принял много решений. Была образована Ставка Главного командования во главе с С. К. Тимошенко. В ее состав вошли Жуков, Ворошилов, Н. Кузнецов, С. М. Буденный и Молотов. Сталин также был назван членом Ставки, но всем было ясно, что именно он является ее фактическим руководителем. Ни Тимошенко, ни Жуков не могли принять ни одного важного решения, не получив на это одобрения Сталина. По предложению Сталина Президиум Верховного Совета СССР принял Указ о проведении мобилизации в стране. Западные округа были преобразованы во фронты. Однако страна еще не знала о начавшейся войне. Народный комиссар ВМФ адмирал Н. Г. Кузнецов позднее вспоминал: «Около 10 часов утра 22 июня я поехал в Кремль. Решил лично доложить обстановку. Москва безмятежно отдыхала. Как всегда в выходные дни, в центре было малолюдно, редкие прохожие выглядели празднично. Лишь проносились отдельные машины, пугая пешеходов тревожными гудками. Столица еще не знала, что на границах полыхает пожар войны и передовые части ведут тяжелые бои. В Кремле все выглядело как в обычный выходной день. Часовой у Боровицких ворот, подтянутый и щеголеватый, взял под козырек и, как всегда, заглянул в машину. Немного сбавив скорость, мы въехали в Кремль. Я внимательно смотрел по сторонам — ничто не говорило о тревоге. Кругом было тихо и пустынно».[270]

Но отдыхал и Минск, находившийся не так далеко от границы и на направлении главного удара германских дивизий. К недавно построенному Дому Красной Армии шли группы празднично одетых людей, среди которых имелось немало военных. МХАТ начинал здесь свои гастроли дневным спектаклем «Школа злословия» с участием своих лучших артистов. Первый акт начинался в 12 часов дня и прошел с большим успехом. Только после того как занавес опустился, на авансцену вышел военный и объявил о нападении фашистов и выступлении Молотова. Он уверенным голосом призвал людей к спокойствию и объявил, что все военнообязанные должны направиться в свои военкоматы. Остальные должны остаться в театре, ибо спектакль будет продолжен. Паники не было, но и масштабы обрушившегося на мирный Минск бедствия никто не представлял.[271]