Официальное заявление о войне сделал, как известно, в 12 часов дня В. М. Молотов — «по поручению Советского правительства и его главы товарища Сталина». По свидетельству как Молотова, так и Микояна, члены Политбюро предлагали выступить с обращением к народу самому Сталину, но он к этому еще не был готов. Текст заявления, прозвучавший по радио, был подготовлен всеми членами Политбюро. Именно в этом заявлении начавшаяся война была впервые названа «отечественной». Все запомнили навсегда последние слова речи Молотова: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами».
Вместе с сотней других жителей г. Ростова-на-Дону мы слушали эту речь Молотова у большого репродуктора-громкоговорителя в городском парке. Было воскресенье, и многие пришли сюда отдохнуть. Сообщения с фронтов, которые поступали и после 12 часов, были неутешительны, и это вызывало все большее раздражение Сталина. Он плохо знал генералов, которые в эти часы командовали войсками. Поэтому сразу же после образования Ставки Сталин предложил направить в качестве ее представителей маршалов Б. М. Шапошникова и Г. И. Кулика — на Западный фронт, а Г. К. Жукова — на Юго-Западный фронт. «Наши командующие фронтами, — пояснил Сталин Жукову, — не имеют достаточного опыта в руководстве боевыми действиями войск и, видимо, несколько растерялись». Жуков был удивлен. «А кто же будет осуществлять руководство Генеральным штабом в такой сложной обстановке?» — спросил он. «Не теряйте времени, — с раздражением ответил Сталин. — Мы тут как-нибудь обойдемся. Оставьте за себя Ватутина».[272]
Жуков вылетел в Киев на самолете, и часа через три он уже был в ЦК КП(б)У, где его встречал Н. С. Хрущев, которого Сталин предупредил о приезде Жукова. Сталин поручил Хрущеву сопровождать Жукова в поездке к командующему Юго-Западным фронтом М. П. Кирпоносу. Эта поездка из Киева в Тернополь на автомобиле заняла несколько часов, в течение которых Жуков не знал, что творится на фронтах. А дела там шли все хуже и хуже. Положение дел на Юго-Западном фронте складывалось плохо, но оно еще не казалось катастрофическим. Германское командование, вопреки ожиданиям Сталина, наносило свой главный удар не на юге. Хуже обстояли дела в Прибалтике, но и здесь потери советских войск еще не были особенно велики. Однако на Западном фронте, где наносился главный удар, положение было близко к катастрофе. Командующий этим фронтом генерал Д. Павлов уже в первые часы войны утратил нити управления войсками. Он провел вечер 21 июня на спектакле гастролировавшего в Минске Московского Художественного театра. Получив директиву № 1, он прибыл на командный пункт фронта. Сообщения, имевшиеся в штабе фронта, были крайне тревожными, однако на доклад об этом наркому Тимошенко тот ответил: «Вы будьте поспокойнее и не паникуйте». Война застала Павлова и подчиненные ему войска врасплох. Тот же Тимошенко сказал Павлову в 4 часа утра: «Действуйте так, как подсказывает обстановка». Но обстановка менялась каждый час, и контролировать ее Павлов уже не мог. На Минском направлении обозначился крупный прорыв фронта. Когда утром 22 июня Сталин звонил в штаб Западного фронта, желая лично разобраться в делах, ему отвечали, что генерал Павлов «уехал в войска» и связи с ним нет. Прибывшие в Минск во второй половине дня маршалы Шапошников и Кулик также не смогли даже понять ситуацию.
После двух часов дня Сталин снова вызвал к себе Тимошенко, Ватутина и Кузнецова. Однако Наркомат обороны и Генеральный штаб не имели ясной информации о ходе разворачивавшегося на западных рубежах страны гигантского сражения. Не сознавал характера и масштаба нависших над страной угроз и сам Сталин. Результатом двухчасового совещания стала пространная и отредактированная лично Сталиным директива № 3 с требованием о переходе советских войск в контрнаступление с целью разгрома агрессора и выхода Красной Армии на его территорию. И Северо-Западному, и Западному, и Юго-Западному фронтам приказывалось нанести «мощные концентрические удары», «мощные контрудары во фланг и тыл противника» и к исходу 24 июня уничтожить его главные группировки. На этот раз Сталин сказал, что он разрешает войскам переходить границу и вести действия, «не считаясь с границей». Эта директива была отправлена в войска около 9 часов вечера. Еще позже о директиве № 3 узнал от своего заместителя генерал-лейтенанта Н. Ф. Ватутина появившийся в Тернополе Г. Жуков. Он был тем более удивлен, так как под директивой стояли не только подписи Тимошенко и Маленкова, но и самого Жукова. «Но мы еще не знаем, — заметил он звонившему из Москвы Ватутину, — где и какими силами противник наносит удары. Не лучше ли до утра разобраться в том, что происходит на фронте, и тогда уже принять нужное решение». Ватутин сказал, что он разделяет точку зрения Жукова, но все уже решено. Директива одобрена Сталиным, который приказал поставить на ней и подпись Жукова.