«Благородный муж» – цзюнь цзы (дословно «сын правителя») – идеал конфуцианства, является антиподом «низкого человека» – ся жэнь, хотя бы в том, что первый во главу угла ставит нравственный закон, а последний – выгоду. Благородный муж все время занят, в основном учебой и нравственным совершенствованием. Низкий же человек сначала трудится, а потом «гуляет». Чему же учится благородный муж? Он учится постигать «волю Неба» и претворять ее в жизнь, выполняя тем самым высокое призвание человека. Китайская традиция главным атрибутом человека считала его вертикальность (интересно, например, что тибетцы называют животных «те, кто ходит, согнувшись»). Человек ногами упирается в землю, а макушкой устремлен в небо. Это символический, качественный человек. Если Небо понимать в метафизическом смысле, как вечно изменяющееся, запредельное нашему пониманию, нематериальное, а Землю как осязаемое, видимое, измеримое, материальное, то предназначение человека – быть проводником – претворять волю Неба на Земле. Вот что является «человечностью»-жэнь в конфуцианском понимании. Здесь намеренно не употребляется слово «гуманность», так как оно имеет несколько другой оттенок.
А для того чтобы претворять волю Неба, нужно знать его веления. Этому и служила «Книга Превращений-Перемен». Можно так сказать, что «Книга Перемен» в конфуцианском Пятикнижии соотносилась с Небом; «Книга Преданий» и «Книга Песен» – с Землей; а «Вёсны и осени» и «Книга Ритуалов» – с Человеком. Именно в ритуале проявляется высшее предназначение человека с точки зрения традиции – быть проводником между Небом и Землей.
Даосская традиция дополняет и уточняет конфуцианское понимание человека, возможно, потому, что, как мы уже говорили, ее объектом является Человек Естественный. Человек Естественный живет, следуя естественным временным циклам – суточному, сезонному, годичному. Поэтому, изменяясь вместе со всеми живущими на Земле, он следует Земле. «Человек следует Земле, Земля следует Небу, Небо следует Дао, Дао следует самому себе (т. е. естественности)» – вот такую иерархию отношений дает «Дао Дэ цзин». Как видим, Небо в этой иерархии занимает не высшее положение. Над ним как бы стоит незримое Дао – то, что назвать нельзя, но условно назвали Дао – Путь.
Еще одна показательная вещь – «человеку-Дао», даосу, в отличие от конфуцианского «благородного мужа» нет антипода! Сердце даосского мудреца все в себя вмещает, ничто ему не чуждо. Однако мудрец «знает меру». Его сердце как бы содержит семена всех вещей, поэтому он изменяется вслед за вещами и не терпит от них ущерба.
На этом можно было бы закончить вводную часть этой главы и окунуться с головой в объяснение базовых понятий «Книги Перемен» и их связи с тайцзицюань, но автор не в силах удержаться от того, чтобы не сделать краткий экскурс в историю Китая, который ему представляется очень важным для более тонкого понимания взаимосвязи аспектов «Пяти шагов» и «Восьми способов для рук». Этот экскурс также поможет нам кое-что прояснить в последней части настоящей книги.
Первой китайской династией считается династия Ся, так как именно от нее пошло родовое наследование власти. Однако материальных свидетельств ее существования, по крайней мере на территории Китая, не осталось.
Зато следующая династия – Шан (1989–1121 гг. до н. э.) – оставила их достаточно. И, возможно, самые знаменитые из них – это то, что китайцы называют дин – «треножник». Бывают они и о четырех «ногах», но важно то, что несмотря на их разнообразные формы, все они пронизаны стилистическим единством, которое в свою очередь напоминает узоры и графики индейцев Америки. Что мы знаем об этой династии? В то время люди по большей части занимались охотой и рыбалкой, а также собирательством. Впрочем, как все народы, живущие в лесной или лесостепной полосе. (Надо сказать, территории нынешних провинций Шанси и Шандун (кит. «Шанский Запад», «Шанский Восток») были тогда богаты лесами.) Шанцы, подобно египтянам и майя, имели свой солнечный календарь, доставшийся им от предков, в особые дни проводили ритуалы с закланием жертвенных животных. Год у них начинался примерно 4 февраля, когда заканчивалась «солнечная зима». При решении важных дел прибегали к гаданию, каковое осуществлялось на бараньих лопатках и черепашьих панцирях. Кстати, благодаря этим «гадательным панцирям» мы имеем самые древние начертания китайских иероглифов.