Неизвестный Троцкий (Илья Троцкий, Иван Бунин и эмиграция первой волны)

Когда Бунин в сопровождении друзей, встречавших его на лионском вокзале, явился в отель, он скромно попросил комнату во внутреннем дворе. Директор отеля возразил, что готов предоставить нобелевскому лауреату роскошные апартаменты по цене комнаты во внутреннем дворике. То же самое и в русском ресторане <Корнилова> вечером: простой ужин, который заказал Бунину старый друг, вылился в настоящий банкет²²⁸.

Невиданные по своему размаху торжества по случаю награждения Бунина и то внимание, что оказывала его персоне шведская общественность, камня на камне не оставляют от стереотипного культурологического представления «об извечной русофобии шведов». Все события, связанные с «бунинианой», полностью подтвердили правоту И.М. Троцкого, горячо выступавшего против подобной точки зрения: см. эпизод в Гл. 8. «Максим Горький» о дискуссии на эту тему И.М. Троцкого с Луначарским, имевшей место в 1913 г. в доме Горького на Капри²²⁹.

И.М. Троцкий оставался горячим поклонником шведской толерантности и свободомыслия до конца своих дней и всегда писал о шведах в подчеркнуто комплиментарных тонах.

20 ноября 1933 г. И.М. Троцкий пишет М.С. Мильруду из Копенгагена²³⁰:

Дорогой Михаил Семенович!

Нобелевский комитет и группа друзей И.А. Бунина собираются его чествовать с особым блеском. Желательно, чтобы на чествованиях присутствовала и русская печать. Ввиду того, что «Сегодня» в Стокгольме своего корреспондента не имеет, надеюсь, что редакция не возразит, если я ее на торжествах буду представлять.

На днях возвращаюсь в Копенгаген и снова приеду в Стокгольм 4-5 декабря, т.е. ко времени приезда сюда И.А. Бунина. Кстати, я уже приглашен Нобелевским к<омите>том присутствовать на торжествах. Если редакция мое предложение принимает, то не откажите, дорогой коллега, поставить меня об этом в известность по моему Копенгаген<кому> адресу: Herr І.М. Trotzky, Pension Olesen, Amaliegade, 32, Kopenhagen.

Сообщите также, желательно ли редакции иметь только обыкновенные корреспонденции или также телефонную информацию? Вторая моя просьба иного порядка. Мне С.И. Варшавский сообщил, что Ф.И. Благов очень болен и в крайней нужде. Все бывшие «русскословцы» обязались его поддерживать minimum по 25 фр<анков> в месяц. Разумеется, я присоединился к этому решению. И вот, очень прошу Вас, дорогой Михаил Семенович, распорядиться в конторе, чтобы причитающийся мне гонорар за статью о Бунине²³¹ («Сегодня» № от субботы 18.XI <...>) был по возможности скорее переведен Ф.И. Благову. <Указан адрес Благова>

В ожидании Вашего ответа, остаюсь с искренним приветом и крепким рукопожатием,

Ваш И. Троцкий.

В ответном письме от 23 ноября 1933 г. Мильруд благодарит Троцкого за «присылку весьма интересной статьи о Бунине», которую «мы с удовольствием <...> напечатали» и «за желание представлять «Сегодня» на нобелевских торжествах:

Очень просим Вас присутствовать при раздаче премий именно в качестве нашего представителя. Телефонировать или телеграфировать об этом не надо, так как у нас будут уже об этом подробные радиосообщения, но просим сейчас же после торжеств написать нам по возможности быстрее корреспонденцию.

Ваше желание о пересылке гонорара Федору Ивановичу будет, конечно, исполнено. Я лично тоже присоединился к этому фонду. Кто мог у нас думать, что судьба Федора Ивановича сложится так печально?

Сердечный привет от всей редакции.

Троцкий, однако, в день вручения Нобелевских премий все же отправил в «Сегодня» две телеграммы — «Шведский король вручил вчера И.А. Бунину Нобелевскую премию» и ««Кто я такой? — Изгнанник, пользующийся гостеприимством Франции», — заявил И.А. Бунин в своей речи в Шведской академии», которые были напечатаны в № 342 газеты от 11 декабря²³².

В воспоминаниях самих Буниных²³³ «нобелевские дни» освещены весьма скупо, отрывочно. По-видимому, эмоциональное потрясение, которое они пережили, тот бурный поток всестороннего внимания прессы, взрыв радости и завистливого негодования в среде русской эмиграции, нескончаемые приемы, визиты, интервью, внезапное возвращение повседневного материального достатка. Ведь еще год тому назад 14 ноября 1932 г. В.Н. Бунина писала в своем дневнике²³⁴:

Четыре дня прошло со дня присуждения Нобелевской премии. От Ш<е>ссена письмо, в котором он выразил возмущение академиками и стыд за них. Значит, шансы Яна были велики и только не посмели. <...> Все-таки хорошо, что дана настоящему писателю, а не неизвестному. Но только он богат и, кажется, денег себе не возьмет. <...> Сердцем я не очень огорчена, ибо деньги меня пугали. Да и есть у меня, может быть, глупое чувство, что за все приходится расплачиваться. Но все же, мы так бедны, как, я думаю, очень мало кто из наших знакомых. У меня всего 2 рубашки, наволочки все штопаны, простынь всего 8, а крепких только 2, остальные — в заплатах. Ян не может купить себе теплого белья. Я большей частью хожу в Галиных <Г.Н. Кузнецовой — М.У.> вещах. <...> Ян спасается писанием. Уже много написал из «Жизни Арсеньева».