Нехитрая игра порока

– Ох, вспоминать тяжко, как нас обманули, Ася! Подошел такой плечистый и высокий, весьма молодой мужчина в камуфляжном костюме и черной куртке с капюшоном, подал пакет и попросил помянуть своего якобы умершего отца. Назвал имя – Николай, мол, сороковина сегодня. Прости нам грешным, ушли мы домой откушать поминальной трапезы. А Михаил-то не пил никогда, остался. Мы же вернулись бы к службе, как пропустишь? Но выпили чуток, а заснули втроем мертвым сном! Выходит, специально нас устранили от храма, чтобы Миша в одиночестве остался. Знал этот человек, что не пойдет он с нами, потому как непьющий! Спрашивал меня следователь об этом, все ему рассказал. Вот описать точно дарителя не смог! Капюшон резинкой стянут вокруг лица, волос не видел. Но брови – светлые, даже белесые. Взгляд таких водянисто-голубых глаз – недобрый, это я потом понял. А тогда подумал – горе у человека, вот и суровый такой. Ошибся. Фатально ошибся! Уверен – он Мишу и убил!

– А узнать не сможете?

– Почему же, смогу. Пусть только полиция найдет его.

– Значит, отцу он тоже не был знаком…

– А сие мне неизвестно. Не видел его Михаил.

– Как это?

– По нужде, простите, отлучился. А даритель этот словно ждал этого момента. Позвольте высказать мысль: боялся он быть узнанным Мишей! Вот как!

Я кивнула, попрощалась и вернулась к Ольге.

– Вот почему Фирсов обвинил в убийстве Джамала, ему известно было о том, что водкой одарил нищих молодой мужик, – я пересказала ей слова Архипа. Поскольку точного описания внешности нет, а капюшон на голове того и другого фигурирует, Фирсов просто повесил ярлык убийцы на нашего брата. Хотела бы я знать, почему он не предъявил Джамала нищим, если был так уверен в его виновности?

– На этот вопрос тебе может ответить Фирсов лично, если только ты решишь наконец с ним созвониться! Едем куда? Ко мне или к тебе?

– Ко мне ближе, – ответила я машинально, думая о своем. Два события: появление Джамала с заданием найти Коран и убийство отца и отчима могли по времени элементарно совпасть. Убийца не знал Джамала, у последнего же не было задания убивать. И Джамалу ничего не было известно о записи на диктофоне. Убийца же не рылся ни у меня, ни у Ольги, он точно знал, что Корана у нас нет. Значит ли это, что тот у него? И он устраняет лишь тех, кому этот факт был известен? И самое главное – почему именно сейчас, а не десять лет назад или еще раньше?

– Ася, я, наверное, все-таки тебя высажу и домой – у меня три операции завтра с утра, хочу выспаться. Свяжись с Фирсовым, не дури. Сокрытие улик наказуемо!

– Хорошо, – согласилась я, признавая ее правоту. – Ты такая законопослушная, аж тошно!

– Вот и ладненько. Хоть какие эмоции в мою сторону, сестрица. Тошно… а мне муторно от того, что Джамалу помочь не могу. И чем быстрее вы с Фирсовым раскопаете правду, тем быстрее его выпустят. Это ты понимаешь? Парню и так досталось по жизни. Еще долг отдавать…

Я молча покосилась на Ольгу. Да, конечно, Джамала было жаль и мне. Но Ольга уж как-то очень близко приняла его судьбу к сердцу. Похоже, она думает о нем постоянно, я же после встречи на кладбище его почти не вспоминаю.

* * *

Едва раздевшись, позвонила я не Фирсову, а Соне в надежде, что она у родителей в деревне, и Осип Семенович рядом с ней. Я кое-что хотела узнать у него, будучи уверенной, что память о чеченской войне тот хранит бережно. Увы, Сонин мобильный был вне доступа. «Там связь плохая», – вспомнила я слова подруги, набирая следом номер Фирсова. Трубку долго не брали, я уже готова была отключиться, но неожиданно ответил женский голос. Как в дурном сериале я услышала томное «он в душе», рассмеялась громко и с облегчением – вот и решать ничего не нужно с этой моей новой «любовью», все раскрылось само собой. Но нежный голосок показался знакомым, и звучал он в моем мобильном совершенно точно недавно. Буквально несколько часов назад – угрожая и срываясь на визг. Юля Хорошилова – юное, влюбленное в «простого мента» создание. Значит, Фирсов от Ольги направился к ней? Почему нет? Воскресный день, девочка, как я знала, по выходным может быть и одна – родители проводят конец недели на даче в Жигулях. Что же, отложим разговор с майором до будней.

Настроение ушло в ноль, и причиной тому была ревность. Господи, да я вообще не знала, что это такое! Да и кого бы мне ревновать? Мужа? Не давал повода, да и бог бы с ним, на здоровье. Макса? Нет. Даже к Корецкой. Потому как уверенность в том, что Макс не предаст, была абсолютной. Правда, лишь до первой крупной ссоры. А после разом пропало все – доверие, желание, любовь. Осталось болезненное чувство досады на себя за собственную слабость. Даже Раиса вызвала во мне лишь брезгливое недоумение – не воевать же с ней за место возле Юренева?