Нехитрая игра порока

Пока мы двигались по коридору в сторону кухни, я пыталась придумать правдоподобное объяснение фамильярных «ты» и «Ася», прекрасно понимая, что от вопросов Ольги не уйти. И ничего, кроме объявления перемирия в наших непростых отношениях с Фирсовым с самого начала знакомства, в голову не пришло. Ольга умна и если не поверит, то хотя бы сделает вид, догадавшись, что эта тема мне неприятна. Да, именно неприятна – я пока не понимала сама себя, считая вдруг возникшую взаимную нежность случайной. Приписав себе излишнюю сентиментальность, а Фирсову – желание поддержать морально бедную сиротку, я разом остановила свою буйную фантазию, еще совсем недавно нарисовавшую семейную идиллию: мы с Фирсовым целуемся на диване перед погасшим экраном ноутбука (смотрели фильм, но скучно стало), а у ног на пушистом ковре пушистый же шпиц – тот самый, который был у меня в раннем детстве. Точнее – похожий. Вкусно пахнет выпечкой (слойки с вишней), ванильным какао и им, Фирсовым. Блаженство и покой…

В реальности – смерть отца и отчима, новообретенный брат – в каземате, осадок от моего предательства Юренева и Сони. И непонятная мне сестра Ольга, ларчик с секретом. Знакомы всего ничего, а уже сколько сюрпризов. С чего именно сегодня она полезла за лестницу?

– Оля, а как ты догадалась, что за лестницей чулан? – Я присела на стул, салфеткой смела крошки пиццы в грязную тарелку и отставила ее на другой край стола.

Ольга следила за моими действиями, не делая попытки помочь. Показалось странным – вроде медик, чистота должна быть на уровне стерильности.

– Открывая дверь, посмотрела на стену между квартирами на площадке. Вспомнила, что у соседей немного глубже прихожая, но не настолько, как должно бы. Значит, что-то есть между нашей стеной и их. А что это тебя так волнует?

– Соображаю, когда перестали пользоваться этим тайником, то есть с каких времен там картины лежат. Ремонт когда делали? Летом?

– Да, Василий недели за две управился. Я в отпуске была в Крыму…

– Ключ ему оставляла?

– Конечно. Он начал с кухни, потом ванная, туалет. Комнаты мы договорились не трогать. Коридор и прихожую он сделал перед самым моим возвращением.

– А отец к тебе в клинику явился до того или после?

– До. Я ему дала ключи, чтобы он жил в квартире, но он не захотел.

– Ключи взял?

– Взял… он мог встретиться с Василием, если заходил. Знал, что я уехала. Пока не понимаю, к чему ты клонишь.

– Все мои догадки верны, если только картины, которые унес Фирсов, – копии. То есть никакой ценности не имеют. Скорее всего, так и есть. Иначе почему Карим их не продал? Уверена, покупатели бы нашлись. Маме деньги нужны были на клинику, пребывание там очень дорого стоило. Он продал ее украшения, но картины не тронул? Сомневаюсь…

– Хорошо, пусть это – копии. И?..

– Ты не помнишь, когда вообще появилась стена?

– Понятия не имею – там всегда стоял стеллаж. Видимо, за ним была часть кладки вынута, никто же не заглядывал. Мама, возможно, знала. Могла, конечно, но мне не говорила. Я попросила Васю выкинуть стеллаж, заделать нишу, чтобы была ровная стена. Что он и сделал.

– А потом пришел кто-то, вновь разобрал кладку, залез в тайник, взял из него что-то, собрал кирпичики, кое-как заштукатурил и наклеил обои. Только рулон пришлось прикупить, а он оказался из другой партии, чуть-чуть, но цвет отличается. Логично? Кто мог это быть? Только Гиржель! И в тайнике этом было что-то очень ценное.

– А Вася догадался или видел… и погиб? Он его убил?

– Я бы не исключала такую версию. Боюсь, Оля, нам никогда не узнать, что именно прятали Карим и Гиржель в этом чулане. Квартира Карима обыскана тщательно и полицией и мной. И какого размера и где «это» находится сейчас? А вдруг все-таки здесь прятали Коран? Тупик…

– Ну, почему… Отец, нищенствуя, где-то жил, правильно? Подвал, теплотрасса, где еще бомжи тусуются? Конечно, самим нам туда соваться опасно, но твой Фирсов…

– Он не мой!

– Твой, твой. Не обманывай старших! Нехорошо! – Ольга улыбнулась, а мне неожиданно стало легко. Может быть, моя реальность и есть диван, шпиц, какао и Фирсов? Торопливые завтраки по утрам – опять не успеваем толком, поздний ужин (из-за него, Фирсова, – вечно работы по горло!). Ползающий по засыпающему от усталости Фирсову сын, мой негромкий окрик «отстань от папы», цепкие руки уже бодрого (подремал чуток) майора, подхватившие малыша, и счастливый детский визг. И блаженная улыбка, растекшаяся по моему лицу… кайф!

– Оля, я пока сама не уверена. – Я впервые за вечер посмотрела на нее открыто.

Вот такой же взгляд, как у нее, был у мамы. Она всегда знала точно, когда я еще сомневалась. И Карим знал, но оба давали мне возможность решить самой. «Право выбора дал нам бог. Смотри, Асия – есть проблема. И несколько путей избавления от нее. Мы в силу опыта можем подсказать, что вот тут тупик, а здесь возможна яма или препятствие. А на этой дороге легко, но придется чем-то поступиться. Дружбой, например. Или покоем близких. А дальше – выбирай», – я услышала это еще в девятом классе, когда, вдруг посчитав себя взрослой, захотела уйти из школы.