Некоронованный

Раненые бойцы из тех, кто мог сидеть, делали древки (бедная рощица, как ей не повезло!), другие оперяли; им приносили «добычу».

Хэлгон высыпал полный поясной кошель, потом достал из-за пазухи еще несколько:

– Стрелы с этими отложи для меня.

Арнорец присвистнул:

– Какие!

Тонкие – кольчугу пробьют, и при этом удивительно изящной формы.

– Еще бы, – усмехнулся нолдор. – Гондолинскую работу сразу видно.

– Прямо из Гондолина?!

– Ну, вряд ли «прямо». Думаю, ковали их в Линдоне и не очень давно. Но не спутать. Даже с другими линдонскими.

– Хозяевам не вернешь?

– Обойдутся. Нужны им их наконечники – сами бы шли трупы потрошить.

Арнорец укоризненно усмехнулся:

– У них там у озера пир с арфами и флейтами, конечно.

Хэлгон резко выдохнул, что означало признание своей неправоты. Проговорил с просьбой в голосе:

– Отложи. Я столько веков не бил нолдорской стрелой.

– Да не оставлю я тебя без твоей добычи, не страдай.

Устроив лагерь для раненых на берегу озера, войско налегке двинулось к Форносту и к концу второго дня встало на равнине широким полукругом. На самом деле город был окружен – ночью Хэлгон и несколько следопытов Голвега провели эльфийские отряды горными тропами, замкнув кольцо с севера и востока. Приказ Вильвэ, переданный через Кирдана, был прост: «С восходом, когда начнут выбегать, – стреляйте». Почему рудаурцы начнут выбегать – знал, вероятно, только владыка Гаваней. И его молчаливый родич.

Соль и свет, старый след сквозь слой лет

В холоде рассвета послышалась эта песня – тихая, почти невнятная, мерная, как первые волны прилива, пока он едва ощутим.

След тех сил век не смыл, сном их скрыл

Сон слетит, страж разбит, свет разлит

Она слышалась отчетливее, волны набегали, шумели, ярились пеной… Нет, какие волны – здесь, на равнине предгорий? А шум – да, шум не чудился, там, за стенами крепости он был…

…он бил. Бил в глаза, заставляя жмуриться, – и бил всё равно.

Свет, нестерпимо яркий, пронзительный, жгучий.

Страшно сраженному стражу,

Сорвана паутина вражья

Соленый ветер с моря

Скверну сметет, смоет

Приливная волна грохотала, дохлестывая до утеса, на котором стоит город, и перехлестывая через него. Ослепленные и обезумевшие, захватчики бросались прочь из крепости, ставшей ловушкой, – через ворота, через ходы в стенах, по трупам своих же, сраженных стрелами, по еще живым своим, лезущим через завал мертвых тел в намертво открытых воротах (именно – намертво!); те, кто не мог пробиться ни к одному их выходов, бросались со стен, с башен. На этих и стрел тратить было не нужно.

Люди не понимали, что происходит. Те, что внутри, – ослепленные сиянием, взявшимся неизвестно откуда и режущим глаза, – бежали или словно обезумев, или действительно лишались рассудка. Те, что снаружи… им было проще. Они не видели этого света. У них был четкий приказ, легкая цель и запас стрел. И еще у них были эльфы. Эльфы ведь непонятные, это всем известно. Поэтому, если рядом эльфы и творится нечто необъяснимое, то всё в порядке. Ничего странного. Так и должно быть.

Эльфы… многие из них потом, рассказывая об этом дне, говорили «Я не понимаю». Но не понимали они совсем другое…

Они знали, что это сделал лорд Вильвэ. Они знали, что именно сделал: отплатил Моргулу тем же. Король-Чародей прибегает к силе Врага, разлитой в мире, Вильвэ смог сделать явной силу блага. Но как ему удалось? Так мощно… сотни вражьих слуг увидели это… как, к кому из Валар он воззвал? ведь он фалмари, а здесь так далеко не только от моря, но и от рек.

Это знал Хэлгон. Он, валинорский эльф, видевший некогда всех Валар, знавший силу каждого из них, он понимал: это другое. Он сам когда-то призывал силу Оромэ, он знал, какова она, разлитая в мире. Сила Охотника была и здесь, в числе прочих. И как и прочие, она была… не совсем она.

Хэлгон знал Форност тысячу лет. Он чувствовал его, как мать чувствует свое дитя, – не потому, что любил его так же сильно, но потому, что был эльфом. Он знал, что этот город пропитан силой Валар – но не их самих, а теми чувствами, которые питают к Владыкам Запада люди. Словно луч солнца, отраженный в зеркале и слепящий глаза, была эта сила – несравнимо меньшая, чем мощь Владык, но веками накапливающаяся в этом городе и сейчас разом вызванная вовне, как бьет родник из земли.

Но и Хэлгон не понимал… Он помнил, каким трудом ему удалось воззвать некогда к силе Оромэ, и не понимал, насколько же могуч Вильвэ.

Это знал Кирдан. Знал, что его родич тратит сейчас себя – без остатка. До последней капли.

Никто из фалафрим не погибнет? Да. Но потери всё-таки будут. Как сестра исчерпала свою силу, чтобы пророчеством спасти его от гибели, так и Вильвэ сейчас делает то же.

Кирдан знал, что после войны Вильвэ бы ушел бы на Запад всё равно: ведь уйдет Хельвен. А теперь – уже не только из-за нее.