Некоронованный

Бывший аглонец мучительно пытался вспомнить, что именно он слышал о сыне Фингона. Представить его таким же бешеным, как «все наши» (особенно – все наши) лорды, не получалось.

Келейр стал охотно рассказывать:

– Он еще совсем белёк был, когда вашего короля осадили в Хифлуме. Как мы мчались тогда… ветер нас догнать не мог. А Финнелах – он так и не выучил, за какой конец держат весло, но с копьем был… смотреть страшно, а любуешься. Говорят, хотел остаться с отцом, но тот снова…

– Да, я слышал, что он рос на Баларе.

– «На Баларе»! – рассмеялся Келейр. – Он рос на палубе. Течения не понимал, ветра не знал, только бухты выучил. И стоит оркам выйти к побережью – мы там. А потом, когда его отца убили…

Хэлгон понял, что слышал об этом. После Битвы Неиссчетных Слез, когда отступали и отступали, был какой-то странный слух, что Кирдан бьет орков по всему побережью… не поняли, не поверили, зато известию о гибели Бритомбара и Эглареста не удивились.

Значит, не Кирдан.

Бешеный, как все наши лорды.

– Сколько кораблей он тогда поднял?

– Точно не скажу, но много. Как он говорил тогда, как звал на битву… слов не помнишь, только то, что не пойти с ним не мог.

– Это они умеют… – кивнул нолдор.

Келейр вдруг сверкнул глазами и показал на подходившего к ним Аллуина: не при нем.

Хэлгон почти не удивился такому: мало ли, о чем не стоит говорить с прошедшими через войну. Странно лишь, что его сын умудрился что-то не поделить с Гил-Галадом.

Долго странствовать по воспоминаниям не дали: пришел приказ провести конницу отрогами Сумеречного Кряжа, чтобы она в битве ударила по рудаурцам сбоку. Дороги в горах узки, так что проводников понадобится много: каждый поведет всадников по своей.

Прибой и пламень

Стрелы быстро закончились, а к рукопашной схватке он опоздал: гондорская конница, рассыпавшись по полю, гнала врагов уже так далеко на юге, что бежать туда не было смысла.

На поле битвы те, кто был цел (или считал себя таковым), разбирали своих и чужих. Несли раненых к холмам, где о них позаботятся гондорские лекари и эльфы Линдона, добивали врагов.

Затрубил рог, отзывая конницу. Странно, что рог – эльфийский. Незнакомый звук… фалафрим?

Был уже поздний вечер, но ночи сейчас коротки, а здесь, на севере, летом так светло – жемчужные сумерки. Красиво. После выигранной битвы можно и небом полюбоваться.

Нолдор поискал глазами знамя с Семизвездьем. На холме у озера.

Сказал кому-то из гондорских бойцов, делавших носилки из ремней и двух копий, «давай я», помог положить раненого (наш, арнорский, бок распорот, одна надежда на лекарей), понес с кем-то в паре. Это по пути к холму со знаменами.

– Хэлгон, наконец-то! Аранарт о тебе уже спрашивал.

– Зачем я ему понадобился?

– Он забыл мне доложить.

– Он у себя?

– У владыки Кирдана. На совете.

Эт-того не хватало… Там все вожди, а значит и лорд Броннир. И как войти на совет, не попавшись на глаза?

Ладно. Плох тот разведчик, которому эта задача не по плечу.

– Плащ одолжи. Я верну после совета.

Брошь-звезда, почти тысячу лет назад врученная Маллором, лучше лучшего объяснит всем, зачем пришел в собрание лордов простой следопыт. Затем эта звезда и дана, чтобы пропускали к князю Артедайна в любое время дня и ночи. И, войдя, пристально посмотреть на Кирдана – так, чтобы он кивнул. Тогда у тех, кто заметит, что этот следопыт – не совсем человек, вопросов не возникнет. Капюшон не снимать – Броннир не увидит темных волос, да и лицо в тени.

Он вошел в шатер Кирдана, и никто, кроме владыки Гаваней и собственного вождя, не обратил на него внимания.

Эарнур яростно спорил с Корабелом – если словом «спор» можно назвать гневные слова одного и молчание другого. Но владыка Мифлонда хотя бы возражал молчанием.

Вильвэ бесстрастно смотрел сквозь всех.

Броннир тоже молчал, но иначе: так глядит на спор тот, кто в нем не участвует.

Аранарт чуть кивнул Хэлгону. Разведчик встал за его спиной и едва слышно прошептал: «По имени не называй».

Эарнур возмущался, что конницу отозвали без его согласия, доказывал, что сейчас надо добить разбегающихся врагов, иначе они соберутся в Форносте, а это означает или штурм города, для которого нет военных машин, или осаду, но в этом случае они рискуют, что Ангмарец вернется с…

– Ни штурма. Ни осады.

От негромкого голоса Вильвэ гондорец внезапно умолк. Впрочем, ненадолго.

– Но как?!

Вильвэ взглянул на Кирдана, и тот перевел с безмолвного на Всеобщий:

– Даем войску несколько дней на отдых, а лекарям – на раненых.

– Но за это время все, кого мы не добили сегодня, точно успеют добраться до Форноста!

И снова звучит голос Вильвэ:

– Да.

Так рокочет надвигающийся шторм.

Молчание. Вильвэ снова неподвижен, словно фигура на носу корабля – древнее почерневшее дерево, ставшее тверже камня. Кирдан молчит недовольно, хмурится. Броннир молчит учтиво: не вступает в спор. Эарнур наконец замолк, сердитый и раздраженный.

И говорит тот, кого уже прозвали Молчащим Князем. Спокойно, буднично, словно не было этого спора:

– Сколько дней войску на отдых?

– Трех хватит? – владыка Гаваней рад прервать безмолвный спор.