Некоронованный

Рилтин ругается сквозь зубы, не очень-то стесняясь в выражениях. Что в переводе на синдарин означает «обошлось».

Аранарт окаменевшим взглядом всматривается в темноту.

– Чего ты теперь боишься? – спрашивает Ненар.

– Я жду.

Тем же тоном, каким твердил «Рано».

– Его конницы? – Талион.

– Другого способа ударить по гондорцам засадного полка у него просто нет.

– Есть, – тихо говорит Кирдан.

Все оборачиваются к эльфу. И он отвечает:

– Его последний резерв – он сам.

Молчание.

И даже долгая перекличка рогов не радует.

Не стоит забывать, что они имеют дело с назгулом.

И остается только ждать. До рассвета уже ничего не изменить. Только упираться взглядом во мрак, слушать рога – правое крыло и центр стоят, а на левом даже продвинулись на восток, страшны дунаданы в гневе – и мечтать, чтобы время, неподвижное как скалы, наконец побежало вперед.

– Он не пошлет конницу, – говорит Талион. – Он умен. Он знает, что наши всадники на юге.

– Он не нашел их, – возражает Аранарт. – Он уверен, что напал внезапно, и может решить, что они не успеют к битве.

– Опять будешь тянуть, мерзавец?

– Буду.

– Но Аранарт прав, – замечает Рилтин. – Пусть лучше их хваленая конница ударит по нашим щитоносцам, чем встретит эльфов.

– Осталось уговорить Моргула, – мрачно кривится Ненар.

Сын Арведуи совершенно серьезно кивает.

Сейчас июнь или декабрь?! Когда уже кончится эта ночь? Дева Ариэн уснула – или не хочет выводить ладью, боясь увидеть войско дунаданов разгромленным?

Давайте, ребятки, трубите погромче и подольше. Разбудите пресветлую майэ, расскажите ей, что бояться нечего, а скоро и радоваться будет пора. Выстояли же.

Пора, пора уже ей помочь нам, обрушить тысячи золотых копий на орков… заслужили мы это, ужасом ночной битвы заслужили… ишь, стоит, и лицом не дрогнет, да Моргул человечнее тебя, Моргул своих бережет, он только по рудаурцам бьет, когда те бегут, а ты же своих – в кровавую кашу…

Жаль, твой дед не дожил. Ох, и ругал бы он тебя… в Мордоре бы слышно было. Или в этом вашем Ангмаре.

А ты молчишь. Внятно, четко молчишь, хоть на каком языке: «Рано!»

Правильно, мой мальчик. Рано радоваться. Ночь мы продержались, но битва еще не выиграна.

И война – тем более.

Светает.

– Ну и сколько ты намерен ждать? – Рилтин.

– Пока он не пустит в бой конницу.

– А если он не пустит?

– Посмотрим.

Да, теперь уже и посмотреть, и увидеть. Стоят. Черно-белой стеной щитов перегородив западное горло долины. Правое крыло обойти нельзя – скалы, по центру бить глупо – поднимутся снова на Дол Саэв, там уже можно дышать. Надо бить конницей в левое. Слать последний резерв.

Хотя нет, прав эльф: последний резерв – он сам.

Рога трубят. Долго, яростно. Зовут сокрушить слабеющих орков.

Наш непоследний резерв – дева Ариэн. Давай, красавица.

Давай, Валмах.

И хочется кричать, как тот, чье имя носишь, кричать навстречу солнцу, только не станешь, и не потому, что стар, не потому, что в бою кричать бы, а не здесь на скальнике, не потому, нет. А потому что у того Талиона день был мрачнее ночи, только на будущие рассветы и надеяться, а тут, уж если и кричать, так «Аута и ломэ!»

Восход.

Уже не нужно сигналом рога сообщать, где ты, – но рога трубят, громче чем ночью, и у бойцов, по многу часов не выпускавших оружия, берутся новые силы, а орки всё медлительнее, всё тяжелее их движения…

Всё проще убить их.

Этак мы без конницы справимся.

…вот Эарнур не простит!

И Моргул не выдерживает.

Как подает сигналы назгул – неведомо, но в долину, сверкая шлемами и искусной работы кольчугами, врывается ангмарская конница. По склонам холмов скакуны мчат словно по ровному полю, чтобы обойти многострадальное левое крыло дунаданов и горной грозой обрушиться на них.

– Пора!

– Не жди!

– Пора, Аранарт!

Но он, ненавидящим взором глядя на север, выдыхает:

– Р.А.Н.О.

– Чего ты ждешь?!

Сын Арведуи стоит, сжав губы так, словно он пленный под пытками, но никакие муки, ни чужие, ни свои, не заставят его произнести заветное слово.

Произнести раньше времени.

– Он ждет, – Рилтин слышит свой голос как чужой, – чтобы конница горцев завязла в наших щитоносцах. Чтобы они не смогли развернуться навстречу эльфам.

– А Моргул, – обычно-спокойным тоном добавляет Кирдан, – прекрасно поймет смысл тройного сигнала. И ангмарцы тоже.

Может ли человек превратиться в камень? только ветер треплет его волосы. Больше жизни в нем не осталось.

Первые кони корчатся в агонии со вспоротым брюхом, но хотя солнце теперь бьет врагам в глаза, Ангмар прорубается вглубь шеренг… глубже… еще глубже…

– Да, – выдыхает князь Артедайна.

И вновь поет скальник. Трижды долго поет, зовя заждавшихся эльдар и людей разгромить врага.

Завершить войну, длившуюся семь столетий.