Я должна сказать, что я всегда поощряю болтовню Дороти, когда мы говорим с неблаговоспитанными особами, вроде леди Френсис Бикман, потому что Дороти умеет с неблаговоспитанными людьми говорить на их языке гораздо лучше, чем такая воспитанная девушка, как я. Дороти продолжала: «Вы лучше не посылайте за сэром Фрэнсисом Бикманом, потому что, если моя подруга примется за него по-настоящему, то у него скоро кроме титула ничего не останется». И я тогда тоже вставила, что я американка, а нам, американкам, титулы не нужны, и что хорошо для Вашингтона, то и для нас достаточно хорошо. А леди Фрэнсис Бикман все больше и больше сердилась. Она объявила, что, если понадобится, так она скажет судье, что сэр Фрэнсис Бикман был не в своем уме, когда он подарил мне тиару. А Дороти сказала: «Леди, если вы будете на суде и судья на вас хорошенько посмотрит, он подумает, что сэр Фрэнсис Бикман был не в своем уме 35 лет тому назад». Тогда леди Фрэнсис Бикман сказала, что она видит, с кем имеет дело, и что иметь дело с такой особой она не желает, потому что это ниже ее достоинства и оскорбляет его. А Дороти сказала: «Леди, если мы оскорбляем ваше достоинство так, как вы оскорбляете наше зрение, то мне хотелось бы верить, что вы истинная христианка и с честью сможете вынести все выпавшие на вашу долю несчастья. Это страшно разозлило леди Фрэнсис Бикман, и она сказала, что все передаст своему поверенному… а когда она выходила, то наступила – на свой длинный шлейф и чуть не растянулась на полу. А Дороти высунулась за дверь и крикнула ей вдогонку: «Сделайте складку на юбке, ведь теперь 1925 год». Я же осталась в очень подавленном настроении; все наше утро пропало и прошло как-то неприлично, из-за того, что нам пришлось иметь дело с такой неприличной особой, как леди Фрэнсис Бикман.