Некоторые не уснут

            Мы  чувствовали, как океан заглатывает водянистый свет, слышали бесконечный шум его  холодных бурных волн и его громкие беспокойные вздохи. Бесчувственная и  вневременная вода тянула нас к берегу, пытаясь завлечь в свою ужасающую орбиту.  Подумать только, когда-то я относился к морю с любовью, его запах и крики птиц  вызывали у меня умиротворение. Теперь, когда нас стирают, нацию за нацией, одна  мысль о его существовании, заставляла меня содрогнуться. В то утро, сразу после  нашего прибытия в Гавр, пока я стоял перед огромным водным пространством, мой  внутренний мир рухнул, превратившись в жалкую пыль. Я почувствовал, что, как и черная  бездна, нависшая над землей, водные глубины стали ближе к суше, чем когда-либо.  Почему-то слишком близко. В Арроманше это ощущение обострилось.

            Сердце  у меня бешено колотилось. От паники перехватило дыхание. Я жадно хватал ртом  холодный воздух. "Небо все ближе. Море все ближе. И меркнет свет".  Когда я сказал это Тоби на улице под названием Рю-ду-Су-Льетенан-де-Луатьер, тот  прохладно и натянуто улыбнулся. Я отчаянно жаждал успокоения, но Тоби был в  восторге от моего дискомфорта.

            Наши  отношения никогда не были сбалансированными. Я развлекал Тоби и решал  практические вопросы, которые были необходимы ему для совершения этих поездок.  Думаю, он только поэтому терпел рядом с собой мое беспокойное присутствие. Из-за  него я чувствовал себя престарелым родственником или слугой, подчинявшимся кому-то,  более молодому и сильному, избалованному и искушенному. Я презирал его.

            -  Классное дерьмо. - Так он отзывался о содержимом маленькой бутылки из  коричневого стекла, которую часто носил в нагрудном кармане своей  водонепроницаемой куртки. Я почти не притрагивался к этому зелью. Ранее в тот  же день, в нашей комнате в гостевом доме я сделал один глоток горького сиропа,  перед тем как в полдень мы начали осмотр Байе. Но Тоби набрал его полный рот, отчего  зубы у него покрылись коричневой пленкой чистого йода. Именно поэтому глаза у  него были по-прежнему стеклянными. И именно поэтому он весь день пролежал на  влажной неподстриженной траве Военного Кладбища возле заброшенного музея-мемориала  битвы за Нормандию, молча уставившись в унылое серое небо. Он был доволен тем,  что лежит среди неухоженных могил пяти тысяч павших солдат, чествовать которых  ни у кого больше не было сил, после всего, столь стремительно произошедшего в  этом мире.

            Тоби  тоже было уже не интересно фиксировать свои впечатления. Говорить о них.  Перенаправлять их мне. Или пытаться их осмыслить. Он был доволен тем, что просто  молча переживал эти эпизоды, снова и снова. Он сказал мне лишь одно: "Но  готовы ли они быть забытыми? Вот в чем вопрос, дорогой мой". И склонив столь  наглым образом павших к появлению, захихикал, как ребенок.

            Такова  была природа моего страха перед вещами, которые я втягивал в себя на пустых прибрежных  улицах Арроманша, все сразу. Мой взгляд был обращен к серым каменным стенам,  граничившим с садами, заросшими сорняками садами, позади некогда величественных  отелей справа от меня. Затем мое внимание переключилась на окна, вставленные в  изъеденный солью кирпич и столетиями обдуваемые влажными ветрами. И в окнах третьего  этажа здания, соседствовавшего с заброшенной церковью, я увидел фигуру.

            Я  остановился и вдохнул так резко, что даже издал короткий вскрик, который тут же  проглотил.

            Я  почувствовал на себе внимательный взгляд фигуры. Она наблюдала за мной, а затем,  в тот момент, когда я посмотрел в ее сторону, внезапно отвернулась. Не исчезла,  а просто повернулась ко мне спиной. Она была облачена в нечто длинное, гладкое  и бледное, что сочеталось тоном с тем белесым светом, которым когда-то, очень  давно, восхищались здешние импрессионисты. На голову фигуры был накинут капюшон, а лицо закрыто обеими руками, чтобы я не видел его выражения.

            -  Господи, - произнес я дрожащим голосом.

            -  Что? - спросил Тоби, глядя на меня и хмурясь с усталым равнодушием.

            Я  сглотнул, не в силах говорить, охваченный холодным параличом кратковременного и  сильного шока.

            Тоби  повернулся и проследил за моим взглядом.

            -  Что? - повторил он.

            Я  указал на окно.

            -  Там.

            Он  пожал плечами, поэтому я встал рядом с ним.

            -  Там! - Я ткнул пальцем в сторону окна, в котором все еще стояла фигура, явив  себя нам и все же умоляя нас не смотреть на нее, чтобы мы не видели ее скорбь.  Это был не траур, а запустение. Я сразу понял это.

            -  На что я смотрю... О, да. Но...

            -  Она отошла. Отвернулась. Закрыла лицо.

            -  Давай сходим, посмотрим, - предложил Тоби и поспешил через улицу к стене сада.