Некрасов

Слава приходит к великим людям по-разному: к одним — при жизни, к другим — после смерти. К Некрасову слава пришла при жизни, но всенародной славой она стала только в нашу, советскую эпоху.

Уже в 40-х-50-х годах, как только поэт вышел на дорогу самобытного творчества, «светочи русского общественного самосознания» — Белинский, Чернышевский и Добролюбов — дали очень высокую оценку его поэтическому дарованию.

Имя «истинного поэта» было присвоено Некрасову Белинским. Прочитав его стихотворение «В дороге», он восторженно воскликнул: «Да знаете ли Вы, что Вы — поэт и поэт истинный!»

Еще дальше в оценке поэзии Некрасова пошел Чернышевский. В письмах к Некрасову от 20 сентября и 5 ноября 1856 года он писал: «Первое место в нынешней литературе публика присваивает Вам… Истинно у Вас огромный талант… Есть ли что невозможное для Вас, есть ли высота, недоступная для Вас?!».

К оценке Некрасова Белинским и Чернышевским несколько позже примкнул Добролюбов. В 1860 году, в письме к Некрасову[25], он называет его «любимейшим русским поэтом, представителем добрых начал в нашей поэзии, единственным талантом, в котором есть теперь жизнь и сила…»

А. И. Герцен также очень ценил его как поэта. В 1856 году Герцен писал Тургеневу: «Я находил и нахожу в нем талант… В его стихотворениях есть такие превосходные вещи, что не ценить их было бы тупосердие». А в 1860 году, напечатав в «Колоколе» запрещенное царской цензурой стихотворение Некрасова «Размышления у парадного подъезда», Герцен в особом примечании говорил: «Мы очень редко помещаем стихи, но такого рода стихотворение нет возможности не поместить…».

Характерны в этом отношении и высказывания Д. И. Писарева. В статье 1861 года «Писемский, Тургенев и Гончаров», нападая на наших^- лириков «за отсутствие внутреннего содержания», за неспособность «стоять в уровень с идеями века», Писарев делает решительное исключение для Некрасова. «Некрасова, как поэта, — пишет Писарев, — я уважаю за его горячее сочувствие к страданьям простого человека, за честное слово, которое он всегда готов замолвить за бедняка и угнетенного. Кто способен написать стихотворения «Филантроп», «Эпилог к ненаписанной поэме»[26], «Еду ли ночью по улице темной», «Саша», «Живя согласно с строгою моралью», — тот может быть уверен в том, что его знает и любит живая Россия..»

Не только критики, но и многие из выдающихся представителей русской художественной литературы ставили поэзию Некрасова очень высоко.

В письме к Белинскому от 14-го ноября 1847 года Тургенев писал: «Скажите от меня Некрасову, что его стихотворение в 9-й книжке меня совершенно с ума свело. Денно, и нощно твержу я это удивительное произведение и уже наизусть выучил». Через несколько лет в письме к самому Некрасову (от 18 ноября 1852 г.) Тургенев опять-таки дал очень высокую оценку его стихам, утверждая, что они не только «отличные», но и «напоминают пушкинскую фактуру».

В первом случае речь идет о стихотворении «Еду ли ночью по улице темной», во втором — о стихотворении «Муза», т. е. о стихотворениях, чрезвычайно характерных для творчества Некрасова.

Полны благородного достоинства слова А. Н. Островского в письме к Некрасову, относящемся к 1869 году. Великий драматург писал: «Мы с вами только двое настоящие народные поэты, мы только двое знаем его, умеем любить его и сердцем чувствовать его нужды без шаблонного западничества и без детского славянофильства…»

Кратко, но оригинально и метко отозвался о Некрасове Г. И. Успенский: «Необыкновенный это человек. Я с ним без волнения говорить не могу… И что такое мы пишем? Зачем? А вот, он… одним взглядом всю душу перевернет… все внутри заработает..»

Так было при жизни поэта.

Со смертью слава его не померкла, хотя Некрасов и опасался этого[27].

Похороны Некрасова, были похоронами великого человека. Речь Ф. М. Достоевского, произнесенная на могиле поэта, еще раз подчеркнула место и значение Некрасова в русской литературе и его заслуги перед русским народом. Достоевский говорил «Некрасов заключил собой ряд тех поэтов, которые приходили со своим «новым словом»… В этом смысле он должен стоять прямо за Пушкиным и Лермонтовым… У него была своя своеобразная сила в душе, не оставлявшая его никогда, — это истинная, страстная, а, главное, непосредственная любовь к народу. Он болел о страданиях его всей душой, но видел в нем не один лишь униженный рабством образ… но смог силой любви своей постичь почти бессознательно и красоту народную, и силу его, и даже частию уверовать в будущее предназначение его… Сердцем своим, великим поэтическим вдохновением своим он неудержимо примыкал, в иных великих стихотворениях своих, к самой сути народной. В этом смысле эго был народный поэт..».

Эти же мысли нашли свое отражение и в посвященных усопшему стихах.

Поэт и гражданин, он призван был учить,
В лохмотьях нищеты живую душу видеть.
Самоотверженно страдающих любить
И равнодушных ненавидеть…