Некрасов в русской критике 1838-1848 гг. Творчество и репутация

1 января 1847 г. вышел в свет № 1 обновленного «Современника».

2 января 1847 г. в № 1 «Северной пчелы» выходят два фельетона Булгарина. В одном из них – «Заметки, выписки и корреспонденция Ф. Б.», – посвященном обзору журналистики на начало 1847 г., Булгарин ставит в заслугу журналу «Москвитянин» то, что он «с благородным усердием противодействует ложному направлению так называемой новой или натуральной школы, старающейся унизить все заслуги прежних литераторов, действовавших за восемь лет пред сим»[745].

Во втором фельетоне – «Беседа накануне Нового Года», – рассуждая о современной европейской и русской литературе, Булгарин утверждает художественную и критическую несостоятельность «натуральной школы»:

«Нынешний лепет так называемых новых школ — это бред спящего человека. Подождем терпеливо, проснется! <…> Пройдет время, когда защитников разума и искусства будут судить разумные художники»[746].

4 января в фельетоне «Журнальная всякая всячина» Булгарин говорит о книге «Чаромутие, или Священный язык магов, волхвов и жрецов, открытый Платоном Лукашевичем, с прибавлением обращенных им же в прямую истоть чаромути и чарной истоти языков Русского и других Славянских и части латинского. Петръгород, 1846 года». После пространных цитат и иронического недоумения по поводу претенциозной мировоззренческо-лингвистической концепции автора Булгарин заключает:

«Впрочем, мы, издатели “Северной пчелы”, особенно пишущий сии строки, обязаны почтенному автору <…>, и хотя <…> не разгадали ни чаромутия, ни чарной истоти, но отныне, в память благосклонного к нам автора, язык нынешней, так называемой натуральной школы будем называть: чаромутием! Нечего сказать, взмутили русский чистый и прекрасный язык (а ведь в мутной воде и рыбу ловить!), и очарованные галиматьею простодушные люди, почитая все то мудреным или мудрым, чего они не понимают, пошли на приманку. Вот вам и чаромутие!»[747]

Отметим, во-первых, частоту точечных уколов, гибкость и быстроту переходов: заключение о несостоятельности «натуральной школы» венчает пространный эмоциональный пассаж, посвященный другому, иногда явно низшему по значимости явлению. Во-вторых, при резкости обвинений, отсутствие аргументации: как именно «новая школа» «старается унизить» заслуги прежних литераторов, почему произносимое ею – «лепет» и «бред», и т. д. В некоторых статьях Булгарин более подробен, но в фоновых упоминаниях, подобных процитированным, он обходится категоричными оценками. В-третьих, при отсутствии аргументации, Булгарин апеллирует к субъективно-личностному, эмоциональному восприятию. Эпитеты и оценки литературных оппонентов эмоционально окрашены: «натуральная школа» – «лепет», «бред», «галиматья», «ложное» (направление), они стремятся «унизить»; читатели – «простодушные»; «усердие» «Москвитянина» – «благородное». Это тон доверительной беседы с теми, кто, понимая истинную цену вещей, не нуждается в разъяснениях; отечески-сочувствующий тон по отношению к тем, кто «очарован» по «простодушию». Характер ситуации отвечает наблюдению А. Г. Алтуняна: «рекламный текст – всегда соблазняющий и лишь иногда убеждающий»[748]. В-четвертых, отметим, как Булгарин переводит обвинение в замутнении здравого смысла с Платона Лукашевича на «натуральную школу», тогда как именно он, Булгарин, способствует замутнению здравого смысла, навязывая готовые оценки, апеллируя к эмоциям, опуская аргументацию, переводя внимание читателя в другое русло[749].

* * *

В № 27 газеты от 6 февраля 1847 г. в фельетоне «Заметки, выписки и корреспонденция Фаддея Булгарина», рассуждая о приглашении на маскарад, не распространяющемся на литераторов недворянского происхождения, Булгарин походя замечает невозможность пригласить литераторов «натуральной школы» ввиду их дурных литературных манер[750]. Булгарин намекает на недворянское происхождение А. В. Никитенко и В. Г. Белинского, на несоответствие «манер» Некрасова и И. И. Панаева их дворянскому происхождению, на ограниченность читательской аудитории для сотрудников «Современника» (их не пустят в приличный дом ввиду их дурных манер), на несовместимость этого литературного направления со вкусом людей дворянского сословия и воспитания.