Некрасов в русской критике 1838-1848 гг. Творчество и репутация

Эти заявления давали богатую почву для иронии, в особенности человеку, знающему «кухню» издания «изнутри». Им и был Межевич. Его извещение о готовящейся премьере водевиля, опубликованное 7 апреля, нейтрально по тону. Вполне возможно, что для обозревателя Александрийского театра и автора фельетонов «Северной пчелы» возможность некорректного выпада приблизилась на спектакле, когда Перепельский был вызван публикой, а Некрасов раскланялся; авторецензия Некрасова, напомнившая читателю, что «автор был вызван», в каком-то смысле стала «зеленым светом».

20 мая в «Литературной газете» водевилю Перепельского посвящена процитированная выше анонимная краткая авторецензия:

«Водевиль “Ф. О. Боб”, как заметно, написан слишком наскоро, притом он слишком длинен, а потому не имел успеха. В нем, впрочем, есть несколько удачных куплетов, которые в представлении были выпущены» (XI-1: 290)[267].

И в этот же день, 20 мая, вышел № 108 «Северной пчелы» со статьей Межевича «Александринский театр» (поди.: Л. Л.), в которой, как считалось до сих пор, критик раскрыл тайну псевдонима (на деле – повторно), чем вызвал печатное возмущение Кони[268] и Белинского[269].

Рецензия Межевича, вышедшая 20 мая, пространная и на первый взгляд комплиментарная. Опуская пересказ сюжета, приведем ее оценочную часть:

«“Шила в мешке не утаишь, девушки под замком не удержишь”, водевиль г. Некрасова, принявшего псевдоним Перепельского, очень порадовал нас как первое произведение молодого писателя, только что вступающего на драматическое поприще. <…> Если хотите, в этом водевиле нет водевиля, нет пиесы <…>; но <…> куплеты так забавны и оригинальны, остроты и каламбуры так новы, что мы душевно порадовались за г-на Некрасова, порадовались тому, что он оставил Мечты и звуки и вступил на новое поприще, обличающее в нем дарование неподдельное. Он вступил на драматическое поприще скромно, так скромно, что даже с каким-то странным подобострастием написал в своем водевиле комплименты г-ну Кони, автору “Петербургских квартир”; положим, что господин Кони есть известный и опытный литератор <…>, драматический писатель <…>, первый русский остряк и водевилист <…>, но это нисколько не доказывает, чтобы молодой человек с неподдельным дарованием, только что выступивший на драматическое поприще, не оставил с первого шага далеко за собою препрославленного “Отечественными записками”, “Литературною газетою” и “Пантеоном” автора “Петербургских квартир” и “Женской натуры”. Смелее, г. Некрасов! Идите своей дорогой; зачем вам покровительство людей, которые едва ли сами не нуждаются в вашем покровительстве, в вашем таланте, по крайней мере, ведь это знают все, читавшие “Пантеон” и “Литературную газету”…»[270].